Девочка в красном. Сергей Долженко

ый магазинчик «Продмаг». В его узких арочных окнах тускло отражался пустынный перекресток, который обступали двухэтажные каменные дома.

      Серая кошка, заломив обкусанные уши, торопливо перебегала дорогу. Треснула в кронах тополей сухая ветка – кошка мгновенно прижалась к чугунной втертой в дорогу крышке сточного колодца, но тут же взвыла, точно коснулась горячей плиты, и опрометью бросилась в придорожные кусты.

      Стоявшая возле окна старушка с измятым от бессонницы лицом перекрестилась, шаркнула спичкой по коробку и подожгла окоченевший фитилек лампадки, погасшей внезапно за час до рассвета.

      Больше никаких происшествий, если эти мелочи можно назвать происшествиями, не случилось на Моховой вплоть до 8.45 утра по московскому времени.

      А в 8.40 к перекрестку приближался груженный связками стальных трехметровых труб потрепанный «ЗИЛ-130», за рулем которого трясся на каждой выбоине пожилой водитель в сетчатой безрукавке. Баруздин Андрей Матвеевич, как значилось в его документах. Несмотря на ранний час в кабине было жарко, душно, при толчках из-под рваных напольных ковриков взвивалась мелкая пыль, вызывая мучительный кашель. Андрей Матвеевич то и дело оттирал ветошью пот с лица. Крышка бардачка закрывалась плохо и при каждом толчке вываливалась наружу, что крайне его раздражало. Сегодня в первый раз за неделю механик пустил его в рейс. Последние дни Матвеич никак не мог выбраться из запоя. Пил по-черному, пытаясь забыть недавний кошмарный сон, который заставил вскочить его среди ночи с дурным криком. Смысл его был забыт при пробуждении, но должно быть виновата жена – на днях сошлись в шестой раз, да снова разлаялись и разбежались.

      «Сука, неймется ей, пилит и пилит по живому», – озлобленно думал Матвеич, нашаривая в полупустой пачке сигарету. – «Как ножовка, все время должна быть в работе, иначе зубья ржавеют».

      Подвешенный на скрученной проволоке к потолку кабины красный чертик – подарок зоновского друга – бился, как живой, в хитрой улыбке скаля свои ослепительно белые зубы.

      Впереди шла бежевая «девятка». Шла неторопливо, не реагируя на сигналы, по-хозяйски занимая серединную часть дороги. Матвеич бесился, поскольку в его больной голове горело только одно желание – быстрее разгрузиться, получить отметку в путевой лист, и загнать машину в гараж. На сегодня одного рейса хватит. Резко впрягаться нельзя – хомут шею натрет. И поэтому, когда «девятка» замигала подфарником, уходя на пустынном перекрестке вправо, освобождая главную дорогу, он повеселел и приготовился выжать газ.

      Фаина Маратовна с утра находилась в раздраженном состоянии. Вчера до одиннадцати принимала от сменщицы магазин, таскала ящики с товаром, подсчитывала калькуляцию, пока хозяин сидел у прилавка и благодушно попивал холодненькое пивцо. Ночью выспаться не удалось: томила жара и все четыре стены однокомнатной «хрущевки», доставшейся ей после развода, давили темным душным жаром. Утром не могла добудиться до пьянчуги-сторожа, и поэтому открылись минут двадцать девятого, когда при входе уже толпился недовольный народ.

      – Мне свининки на полкило, нежирной, – заискивающе попросила пенсионерка в непомерно больших для худенького личика очках, бывшая учительница.

      – Какая есть, – буркнула Фаина Маратовна.

      Холодильник ночью внезапно потек, мясо подтаяло, и неприятный душок стоял в помещении, несмотря на распахнутые настежь дверь и окна.

      Другая покупательница, Тамара Прокофьевна, тоже на пенсии, стояла сразу за бывшей учительницей, и когда продавец хлопнула на весы кусок мяса, заплывший желтым жиром, капельки крови брызнули прямо на ее беленькую отглаженную кофточку.

      – Ой, что же вы делаете! – охнула она и беспомощно посмотрела на свою грудь.

      Фаина Маратовна глянула, поспешно отвела взгляд и с ожесточением стала нажимать кнопки калькулятора.

      Учительница сняла очки, на которые тоже попала кровь, и молча стала оттирать их носовым платочком, моргая слезящимися глазами. Тамара Прокофьевна в растерянности отошла от прилавка, посыпались советы, как лучше отстирать кровь, но скандал не получился, помешал высокий долговязый парень, который вбежал в магазин и через головы сунул продавцу мятую десятку.

      – Пачку «Бонд», без сдачи.

      Очередь отреагировала мгновенно, словно была единым живым организмом. Спины стоящих враз окаменели, сдвинулись и развернулись ровно настолько, чтобы протянутая рука с десяткой зависла немного дальше, чем могла дотянуться продавец. Впрочем, умная Фаина Маратовна не обратила внимания. Сигареты «Бонд» стояли девять семьдесят. Из-за тридцати копеек не стоило поднимать бурю.

      – В очередь, молодой человек, – с наслаждением отрезала она.

      Тому ничего не оставалось сделать, как встать за неопрятно одетой пожилой теткой, от которой несло ужасным запахом, словно ее платье обгадили кошки. Она это вовсе не чувствовала. Стояла, томительно переминаясь с ноги на ногу. В пластиковом пакете, который она держала, булькали пакеты с молоком, наверное, сюда она зашла из молочного, который открывался часом раньше.

      За рулем