Варя. Я все вижу. Crazyoptimistka

прошу их. – Мне нужно кое в чем убедиться.

      – Нет, Варь, с тебя хватит. – Папа качает головой и все в его тоне говорит о том, что в комнату меня больше не впустят.

      – Ладно, – соглашаюсь с этим, – тогда скажи мне сам, что там было? Я уперлась спиной не в стену.

      – Это был шкаф-купе.

      – С зеркалом? – руки начинают подрагивать.

      Папа медлит и переглядывается с крестным.

      – Пап, я только что видела тело без лица. – Напоминаю ему. – Страшнее уже ничего не будет.

      – Ну, было там зеркало в средней секции, но почему-то его завесили пледом. – Вместо него отвечает крестный. – Он на тебя и грохнулся, видимо закрепили плохо. Если есть какие-то мысли, запомни их, потом расскажешь. А сейчас тебе нужно ехать домой, пока тебя не увидели те, кому не нужно.

      Перечить ему не стала. Мне и самой здесь находиться больше не хотелось. И я послушно спускаюсь вниз, а затем сажусь в машину, чтобы поскорее убраться из этого дома. И чем быстрее мы удалялись от него, тем больше я чувствовала себя в безопасности.

      Хотя это и было заблуждением.

      Потому что, те, кому не нужно, уже заметили меня в той комнате.

      И безопасность стала для меня понятием растяжимым.

      Глава 7. Сейчас

      – Домовая, на выход, – гундосит амбал – санитар Стасик, – к тебе визитер.

      И делает он это, как всегда, по-свински. Подкрадывается со спины, наклоняется прямо к уху и только тогда уже начинает говорить. Смакуя то, как пациенты дергаются от неожиданности, что-то разливают или со страху подскакивают. Первые пару раз и я так делала, но потом быстро подметила за ним то, как Стас противно сопит носом, втягивая постоянный насморк в себя. И как звенят ключи, которые он защелкивал у себя на ремне. И то, что он прихрамывает на правую ногу, а это в свою очередь изменило его походку. Поэтому, как бы он ни старался, я даже не вздрогнула. Спокойно собрала цветные карандаши в пенал и отложила их на край стола вместе с раскраской – антистресс.

      Сегодня пятница или «творческий день». Или день свободы от изнурительных терапий, бесед и бесконечных обследований, чтобы выявить динамику твоей болезни. И все потому, что врачи спешат закончить недельный отчет и поскорее отправиться домой. Вот поэтому нас после обеда всегда отправляют в общий зал, где каждый сам себе по душе выбирает занятие. Кто-то ляпает краской на чистый лист мольберта и размазывает пальцами в каком-то диком и только одному рисующему человеку понятном рисунке. Кто-то пялится на шахматы, а затем медленно делает ход сначала за себя, а потом за невидимого соперника. Кто-то собирает пазлы и когда детали сходятся, хлопает в ладоши словно маленький ребенок. Кто-то невидящим взглядом смотрит в экран телевизора, где постоянно крутят безобидную программу про природу. Там порхают бабочки, безмятежно проплывают облака и дельфины веселой стайкой выпрыгивают из воды. Никакой охоты, никаких хищников. Ничего из того, что может вызвать приступ агрессии или хоть как-то расстроить пациентов.