Тень Хиросимы. Игорь Васильевич Горев

есть?

      – Ну, этот, твой Триумвират.

      – Он не мой. И никогда не был моим. И как его может не быть, вот сценарий. Триумвират – великий режиссёр. Уж поверь мне. Никто не может так писать: от возвышенно трагичного, до сатирически ничтожного. Никто! И как в нём уживаются злодейство и любовь?! Непостижимо!

      – Так направь меня к нему. Меня нет в сценарии! Что мне делать? Ты не знаешь, так, может быть, Он подскажет.

      – Кто Он?

      Терпение было на исходе. Мало того, что его недавно испепелили дотла, не оставив ничего, только жалкую тень на обгоревшей мостовой. Так ещё теперь и издеваются: играют словами в прятки.

      – Ну хватит! Ты… вы слышите меня, хватит хохмить надо мной. Ведь я живой человек! Всему есть предел… Я… – Он понял, что изрёк некоторую несуразицу: как он может быть живым после того, что с ним произошло, и замолчал, опуская бессильно руки и не зная, куда их деть.

      – Ну, мой славный искатель правды, ты теперь осознал, что правда всегда однобока. Она всегда слепа по причине своей эгоистичности. Ты ищешь правду – ты найдёшь её. Но ничего более правды. – В голосе послышалось разочарование. – Я не хохмил над тобой – мне не дано это. Я пытался помочь тебе. Ты единственный мой собеседник, а не кукла, повторяющая послушно затёртые монологи. Ты знаешь, я устал, – послышался вздох, – всё, хватит с меня, иду к Архивариусу. Пусть теперь другие нашёптывают.

      – Прости, Цивилиус. Я глуп. Но как мне быть, я стою на сцене, а меня нет в сценарии. Я вообще ничего не понимаю. Что же мне теперь, ходить туда-сюда и поднимать ногами пепел?

      – Не ты один.

      – Пойми, Цивилиус, хочешь ты того или нет, но на данный момент я таков, каков есть. Я Тень, слышишь, я Тень и не могу покинуть подмостков, даже если бы сильно желал этого. Я был человеком и жил там, куда меня поселила моя судьба. Не я взрывал ту бомбу, вычеркнувшую меня из сценария.

      – Не ты?

      – Не я!

      – Не будь таким самоуверенным. Кажется, я уже говорил тебе об этом.

      – А как же сила веры?

      – Самоуверенность и вера, мой правдоискатель, так же отличаются друг от друга, как свет и тьма, как смерть и жизнь. Ты потому до сих пор и не можешь найти ответ, что служишь самоуверенности и не обретаешь свободу веры. И единственное твоё отличие от тех, расположившихся в партере и ложах, – ты бесплотен. Ты можешь играть, не оглядываясь на публику. И можешь жить, не ожидая рукоплесканий – жалкого звука, рождённого ладонями. В отличие от тех, жалких безвольных созданий на сцене жизни, возомнивших себя героями, ты один из немногих, кто живёт, а не играет. Кому не нужна маска и кто сам пишет и озвучивает свою роль.

      – Так что же мне делать?

      – Не жди от меня ответа. Повторяю, я всего лишь Управляющий сценой. И то, что творится за её пределами – не в моей компетенции. Хочешь познавать – познавай; спрашивай, я отвечу, но ответ будет моей правдой. Правдой Цивилиуса. Великой здесь и ничтожной за пределами театра.

      – Ты предлагаешь мне…

      – Я –