Любовь? Пожалуйста!. Владимир Колотенко

киваю: Пирамиду! Для Тинико!

      – Не надорвись, – шутит Жора.

      Уж постараюсь…

      – Слушай, – как-то предлагаю я, – давай мы выстроим наш дом в виде пирамиды!..

      У моей Тины глаза как орехи:

      – Совершеннейший бред! Какой еще пирамиды?

      – Где царит гармония, где мера, вес и число будут созвучны с музыкой Неба…

      – Какая еще мера, какое число?..

      Тина не только удивлена, она разочарована.

      – Зачем тебе эти каменные гробы?

      Конечно, мне это только послышалось. Она – за пирамиду! Ведь и все её тетки и бабушки, и прабабушки… И Хатшепсут, и Тиу, и Нефертити… И даже Клеопатра была прекрасным строителем пирамид.

      – Не отвлекайся, – говорит Тина.

      – Угу…

      Иногда я допускаю промахи.

      – Слушай, – прошу я, – будь умницей…

      – Не такая я дура, чтобы быть умницей!

      Затем:

      – Разве ты не видишь, что рейка кривая?!

      Я с радостью рейку меняю.

      И вот я уже вижу: дом ожил. Мертвые камни, мертвые стены, мертвые глаза пустых окон вдруг заговорили, вдруг задышали, засияли на солнце.

      Празднично зашептали занавески, засверкала зеркалами веселая спальня, засветились стекла, засмеялись, запрыгали на стене солнечные зайчики, заструились, заиграли радугой водяные волосы фонтана…

      Дом ожил!

      А Макс, наш рыжий пес, который так любит ютиться у наших ног, вдруг залился радостным лаем.

      – Макс! – ору и я радостно, – ты рад, ты тоже рад… Так вперёд, вперёд!..

      И мы мчимся с ним наперегонки… Я ещё поспеваю за ним, никакой усталости!..

      – На, держи! – в награду за послушание я даю ему ложку меда. Он слизывает с ладони, досуха… Щекотно!..

      – Что ещё?

      Его рыжие с зеленцой глаза (точь-в-точь как у моей Тины) только смотрят, выжидающе, только то и делают, что смотрят и смотрят… Ничего не прося. Выжидая…

      – Ладно – на!..

      И мы с Тиной снова любуемся нашим ласковым Максом.

      Лев!..

      Затем строим и строим… наш дом…

      И у меня появляется чувство, будто мы созидаем шатер для любви. Нет – дворец… Храм!..

      – Рест, – говорит она, – ты просто… знаешь…

      – Да, – говорю я, – знаю…

      И целую её в пунцовую щёчку.

      Но праздник не может продолжаться вечно, и, бывает, в спешке что-нибудь, да упустишь. И тогда Тине трудно сдержать раздражение.

      – Зачем же ты метешь?! Я только что выбелила стену.

      – Извини.

      Бывают же промахи.

      – Какой ты бестолковый!..

      Это правда.

      А утром я снова полон сил и желания, и мышечной радости: я горы переверну! Тина верит, но промахи замечает.

      – Слушай, оставь окно в покое, я сама…

      Ладно.

      – И откуда у тебя, только руки растут?..

      Я смотрю на нее, любуясь, молчу виновато. Затем рассматриваю поперечину, на которой можно повеситься.

      «Дом хрустальный на горе для нее…» – напеваю я.

      – А здесь будет наша купальня! Мы голые… А комнаты