Дайте мне имя. Владимир Колотенко

каких мук мне стоит выискивать эти слова среди сора бессмысленных фраз, которыми люди осыпают друг друга в сером каждодневье.

      Глава тридцать первая. Что же вы упали духом

      Иногда я забываю поесть, и голод не дает мне уснуть. Бывает, устаю так, что не хочется жить. И, когда чувство бесконечной усталости валит с ног, прошу своих друзей увезти меня на восточный пустынный берег озера. Там нет даже деревца, где можно было бы найти прохладу, но для меня гораздо важнее уединение. Проявляя торопливость или даже настойчивость, я вызываю недоумение. Десятиверстной полосой воды я отделяю себя от людей, преследующих меня по пятам. Куда бы я ни пошел, они следуют за мной, как тень. Это-то невыносимее всего. Сегодня у меня с самого утра не все ладится, поэтому я пускаюсь наутек от преследования, которое зло дышит мне в затылок и, вероятно, уже никогда меня не оставит. Мои планы мало-помалу воплощаются, тем не менее я всегда недоволен собой, хотя виду и не подаю. Мне не хотелось бы быть застигнутым своими учениками в полном отчаянии. Медленно, но я все-таки продвигаюсь к своей цели, и хотя промахов за собой замечаю немало, я не стал бы сечь себя плетью. Бывает от досады я плачу.

      Послеполуденная поверхность озера под низкими облаками черно-синяя, прибой зол, солнца нет. Ветрено. Я с наслаждением подставляю лицо мягким порывам бриза. Хорошо, сняв сандалии, шлепать по неглубокой воде босиком. Похоже, будет дождь и придется прятаться в пещерах. Не хотелось бы на закате дня встретиться с кем-нибудь из живущих на том берегу отшельников, настоящих изгоев, бесноватых и прокаженных. Раздражают и крики взбесившихся чаек. Я спрашиваю себя, долго ли вот так буду шлепать по воде с сандалиями в руках. Вода мутная и все же приятно погружать в нее ноги. Потом я снова думаю о своих промахах. Полы хитона сплошь вымокли. А вот и моя спасительница. Хотя лодка и жидковата и паруса безнадежно обветшали, я надеюсь, до наступления ночи мы переберемся через озеро. Наконец я забираюсь в лодку. Ее сильно раскачивает и мне, чтобы не упасть, приходится ухватиться за борт. Пожалуй, я все-таки присяду на скамейку и, закутавшись в плащ, подремлю. Чей-то робкий голос, принесенный порывом ветра, заставляет меня оглянуться.

      – Я хочу стать твоим учеником…

      Боже, в какие лохмотья он нарядился! Кажется, еще небольшое усилие и ветер разденет его донага. Ветер лохматит и его волосы, седая борода, как клок верблюжьей шерсти…

      – … но позволь мне прежде…

      Ветер крадет его слова, и ему приходится повторять снова и снова.

      – … пойти и похоронить отца своего…

      – Иди за мной, – говорю я, – и предоставь мертвым погребать своих мертвецов.

      И жестом руки приглашаю его в лодку. Таких нужно просто тащить за собой, иначе они никогда не решатся. Я встаю и требую:

      – Иди сюда!

      Высоко задрав хитон и оголив кривые короткие волосатые ноги, он идет по воде, подходит к лодке и, как мешок, переваливается через борт. Теперь я слышу, как беснуется