Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни. А. О. Чубарьян

мной стоял выбор высшего учебного заведения после окончания средней школы, он мягко, но настойчиво советовал мне выбрать исторический факультет Московского государственного университета, который служил для отца символом академического классического образования.

      В своих литературных и музыкальных пристрастиях отец также был академичен и, как бы теперь сказали, старомоден. Он часто перечитывал Толстого и Чехова, очень любил исторические романы.

      Кстати, я перенял от отца любовь к мелодраматическим, сентиментальным кинофильмам, которые мы часто смотрели вместе. Мама не очень разделяла этих наших увлечений, все-таки сказывалось то, что она училась в Гнесинском училище по классу фортепиано. Она любила по вечерам, сидя за бехштейновском роялем, подаренном ее отцом, играть сонаты Бетховена и Шопена, посмеиваясь над нашими увлечениями Клавдией Шульженко или Любовью Орловой. На всю жизнь я, как и мой отец, сохранил интерес и увлечение к фильмам со счастливым концом.

* * *

      Не так просто писать сегодня о политических и идеологических пристрастиях отца. Естественно, он учился, формировался и трудился в советскую эпоху. На его отношение к жизни значительное влияние оказала война. Он был призван в армию в 1942 году и был направлен в престижное офицерское училище Верховного Совета (под Москвой), которое окончил в чине лейтенанта. Мы с мамой в то время были уже в эвакуации в Челябинске.

      Позднее, уже после войны, отец рассказывал, что девизом офицеров, окончивших училище, были слова: «Меньше взвода не дадут, дальше фронта не пошлют». После окончания училища отец был направлен на Ленинградский фронт, где уже вскоре был ранен. После длительного лечения в ленинградском госпитале отец преподавал тактику в офицерском училище в освобожденной Гатчине. Для меня сам этот факт был весьма примечателен, в плане творческих возможностей отца – сугубо штатский человек сумел освоить военный предмет до такой степени, что преподавал его офицерам.

      Возвращаясь к затронутой теме, отмечу, что отец всегда с большим волнением вспоминал свои военные годы и то, как он и другие участники войны защищали страну, и в этом был их патриотический долг.

      Но одновременно уже в послевоенные годы отец испытал на себе (как я уже писал) идеологическое (и не только идеологическое) давление во время кампании по борьбе с космополитизмом, организованной сталинским режимом.

      В последующие годы, когда отец уже был одним из руководителей библиотечного дела в стране, он, конечно, вписывался в общую систему советской политики. Он не был диссидентом, но для всех окружавших его людей всегда был образцом глубоко порядочного человека. Отец никогда никого не предавал, не участвовал ни в каких так называемых идеологических проработках, отстаивал принципы добра, справедливости, уважения иных взглядов и мнений.

      Люди, работавшие под руководством отца, знали это, ощущая это в своей повседневной жизни. И все это вызывало у них уважение к отцу и желание работать вместе с ним.

      Этот гуманизм,