Такая вот жизнь, братец. Валериан Георгиевич Пападаки

меня по спине, груди, животу, и ниже, и мне уже «не до песен». Они, как иглы, впиваются в тело, и уже не щекочут, а жалят! Да ещё вода горячая. Просто кипяток. Нет, я так дальше не могу. Я опрометью выскакиваю из душевой кабинки и плюхаюсь в бассейн. Здесь – тоже «не слаще». Вода бурлит, накатывает на тело, везде водовороты. В дверях появляется Джоанна. В руках у неё огромное полотенце.

      – Если закончил, вылезай, – с невозмутимым видом говорит она.

      – Как? А мои трусы? – вопрошаю я, ёрзая по дну бассейна.

      – Потом, – отвечает она, развёртывая полотенце. Я выхожу из бассейна, стыдливо прикрывая наготу руками, подхожу к ней, становлюсь задом. Она молча набрасывает на меня полотенце, заворачивает спереди и ведёт меня из ванной. Похоже, что моя нагота не производит на неё никакого впечатления. Из чувства признательности я пытаюсь ее поцеловать, но она сердито отмахивается от меня, как от надоевшей мухи.

      – Ты пьян.

      Да, я действительно здорово набрался, ну и что?

      – Вы так добры, – мямлю я с видом нашкодившего школьника, но она не слушает. Мы входим в спальню.

      – Спокойной ночи (Good night), – говорит Джоанна, указывая на кровать.

      – Крепкого сна (Sleep tight), – отвечаю я автоматически. Она выходит из комнаты, а я валюсь на кровать и заворачиваюсь в одеяло. По-моему, все прошло отлично.

      На следующее утро я жду разноса, но, кажется, дело обходится одним «выразительным» взглядом. Правда, на столе – никакого похмелья. Не по-нашему. Что же я вижу на столе? Стоит стакан (большой) апельсинового сока, и тарелка с орешками и прочими злаками. Это у них называется «мюсли». В рот, конечно, ничего не лезет. Залпом выпиваю сок, закидываю в рот горсть орехов и… баста!

      – Сейчас мы отправимся назад в Лондон с заездом в Дувр, – объявляет Джоанна. Мы спускаемся на первый этаж, и она ведёт меня в свою «святую святых» – гараж, где стоит ее «коллекционное издание». По пути проходим гостиную, где она небрежным жестом обращает моё внимание на «настоящие» персидские ковры (прошу не наступать!), «настоящий» Веджвуд (фарфор), «настоящую» мебель фирмы Шератон (комод и стулья). «Откуда у Вас все это,» вертится у меня на языке, но Джоанна меня упреждает: «Это мой покойный супруг мне оставил. Он служил дипломатом в Персии» (т.е. в Иране?). И вот, мы в гараже. Это отдельное помещение, совершенно пустое, с большим, висящим на стене термометром. Посредине – мощная, чёрная машина с открытым верхом. Выглядит внушительно. Чем-то напоминает нашу «Чайку» или «Волгу» Газ-29, но «круче». Хром везде, где можно и нельзя: на ветровом стекле, радиаторе, молдингах, крыльях, бамперах, ручках. Выглядит очень нарядно. «Это – раритет», поясняет Джоанна. «Таких машин сейчас всего несколько штук». Она предлагает мне открыть дверцу. Я пробую, но не тут-то было. Это – то же самое, что открыть дверь мощного сейфа. Поддаётся с трудом. Весит, наверное, не менее пары тонн. Настоящий танк на колёсах.

      – Как вы на ней