Заповедный омуток. Анатолий Шинкин

вошел рослый плечистый парень. Из ворота рубахи выглядывала тельняшка. Зло и нагло осмотрел зал и подошел к трибуне:

      – Хочу…

      – Т-ссс! Хотеть никогда не поздно, но, порой, вредно, – остановил парня Гульфик. – Отличная кандидатура. Жаден, зол, завистлив, противен. Умен? Хм. Можно расценить как недостаток. Так что ты хочешь?

      – Все!

      – Тогда по старой доброй традиции партийных собраний… Ха-ха! Ведь нас можно назвать партией? Партией избранных. Расскажи о себе.

      – Когда Ваши довели всех до ручки…

      – Уже можешь говорить Наши.

      – Когда Наши довели всех до ручки, и жители перешли на подножный корм: грибки, ягодки собирать, кору драть с деревьев, рыбу ловить, чтоб с голоду не подохнуть, я начал охранять от них рыбные запасы. Гонял с водоемов, отбирал снасти и рыбу, выбивал в водоемах электроудочкой все живое. На жизнь хватало: дом построил, машину купил, магазин открыл, с Нашими подружился. Вместе районные пруды-миллионники спустили, рыбу продали, деньги поделили, наверх отстегнули. Вода и немножко рыбы осталось только в речке, но мало, так как снесенные паводками плотины мы не восстанавливаем, малька не запускаем. Горожан, если у воды встречаем, штрафуем на всю катушку как расхитителей государственной собственности, в газетенке на весь район пропечатываем, позорим.

      – Достойно. Молодец. Давить людей под покровительством самой надежной «крыши» – государства. Заслужил. Получишь бессмертие. Как там нашего брата бестелесного зовут?

      – Мнимозина.

      – Баба что ли?

      – Серединка наполовинку. Начинал как женщина-вамп, был Катериной первой, Жорж Сандой или Сандом: черт их разберет, сменил ориентацию и в разных обличиях возглавлял районные и областные подразделения от ВЧК до КГБ. До вчерашнего дня обретался в Регистрационной палате. Половину района обобрал. Четыреста лет от роду.

      – Уроду. Хха-ха! Пошутилось в рифму. Ну, а теперь обсуждение. Демократия – это власть народа, а не хрен собачий! Давай, народ, ругни претендента, преследований не боясь.

      – Козел? – Козетта взметнула с места свое кривое короткорукое тело, замахала маленьким синеватым кулачком, слюна полетела вокруг. – Козел! Ты что мне обещал, скотина, когда я тебе помогала половину городских строений в собственность оформить, на улицу людей выкидывала, участки у них обрезала? Где кровавый и красивый секс, с элементами садо-мазохистского разврата? Где плетки, наручники и меховые стринги с кожаными веревочками? Где бурные ночи без сна, в оргиях и порнографических откровениях двух изощряющихся в любовном томлении душ? Где…

      Легкие смешки в зале перешли в хохот, сидящие в задних рядах приподнимались посмотреть на злобную фурию и падали на сиденья, едва взглянув на обманутую в лучших чувствах чиновницу. Кирюха вытер слезы, провел ладонью по губам, стирая смех, и поднял руку, с крупным родимым пятном на предплечье:

      – Есть еще мнения?

      – Принять,