Екатерина Великая. Петр Краснов

по-французски, – несчастие с уединением…»

II

      Государыня Елизавета Петровна приезжала к молодым редко, но, имея петровский глаз, всё видела и женским сердцем чутко понимала, что неблагополучно в молодом хозяйстве.

      – Много читаешь, мой маленький философ, – сказала она однажды, прощаясь с Великой Княгиней. Она стояла на высоком крыльце Ораниенбаумского дворца и, взяв Екатерину Алексеевну за подбородок, приподняла её голову, и в самую душу заглянули прекрасные синие государынины глаза. Государыня покачала головой и тяжело вздохнула.

      – А России пожеланный наследник скоро ли будет?.. – спросила она.

      Великая Княгиня смутилась и ничего не ответила.

      – Идите, что ль, – сказала Государыня свите, а сама осталась с Великой Княгиней на крыльце. Она, казалось, любовалась широким видом на парк и на море, расстилавшимся перед нею. Внизу свита садилась на коней, соловый жеребец Государыни играл в руках у конюха, взвиваясь на дыбки, и заливисто ржал. Великий Князь смеялся внизу.

      – А по ночам он что делает? – моргая глазом на Великого Князя, спросила Государыня.

      – Спит, Ваше Величество, – тихо сказала Екатерина Алексеевна и, точно оправдываясь, добавила шёпотом: – Ваше Величество, не подумайте чего-нибудь. Я проверила себя – я наклонна и привычна к исполнению своих женских обязанностей.

      – И что же?.. Он спит?..

      – Спит, Ваше Величество.

      Государыня пожевала губами, сложила их сердечком и быстро спустилась к лошади. Великая Княгиня провожала её. Государыня, сев в седло, гибко нагнулась, поцеловала племянницу и сказала:

      – Ну, милая, всё сие переменить придётся… Я полагала, весна, лето… Небось как соловьи-то пели! Ораниенбаум – красота несказанная… Воздух какой!.. Где же ещё любовью-то заниматься?.. Выходит по-иному. Учить и сему придётся. Прощай, Катиша, и не огорчайся. Всё придёт в своё время.

      Колыхаясь полным станом, Государыня поскакала галопом по широкой аллее.

      И только приехала в Петербург, сейчас же вызвала к себе Бестужева. Взволнованная, раскрасневшаяся, возбуждённая долгой ездой, в запылённом мужском кафтане, с хлыстом в руке, она встретила канцлера с решительным видом.

      – Послушай, Алексей Петрович, и запиши, что буду говорить. Ну, милый мой… Была я у наших молодых. Не то ожидала найти… Ерунда одна, и так дальше продолжаться никак не может… Всё игры… Шутки, совсем Великого Князя недостойные… Так вот что: немедля прикажи – пьяниц лакеев убрать – не для Великого Князя общество хамов. А им обоим пиши… Как бишь назвать бы поаккуратнее… Пиши – инструкцию.

      Бестужев знал хорошо государынин нрав. У неё потехе отдавалось время, а делу – час, да зато – какой это был час!.. Земля горела под её ногами. Она то садилась, то вставала и ходила по комнате, мысль неслась, и по-петровски сочен и чеканен был язык её приказов и записок. Но и он удивился. Им инструкцию?.. Какую им инструкцию?.. Им никакого дела другого не было дано, как приготовить «России пожеланного наследника»… А для этого какая могла быть инструкция?..