Сестрички не промах. Татьяна Полякова

детишки не лазили. И поросло все крапивой.

      – А хозяйка, Ленка то есть, где она?

      – В тюрьме, – удивился Евгений Борисович, – говорят, много ей что-то дали: то ли пять лет, то ли семь. Да уж теперь сколько ни дай, сюда она не вернется. Сгорел родной очаг, – закончил он с довольным видом и выпил еще.

      – Да, занятная история, – кивнула я, разглядывая стену перед собой. Теперь интерес ребят бандитского вида к данному пустырю становился более-менее понятен, а вот этот соседский жилец будоражил воображение.

      Мышь уже трижды отказывалась выпить. Евгений Борисович замахнулся на третью бутылку, но не осилил. Голова его стала клониться к столу, он дважды об него тюкнулся с глухим стуком, а потом, устроив голову на сложенных руках, задремал. Я легко подняла хозяина и определила на диван, заботливо сунув под голову подушку и укрыв одеялом – все это лежало по соседству с диваном на табуретке.

      Я стала мыть посуду, а Мышильда ворчать:

      – Зачем ты ему про клад сказала?

      – А что делать прикажешь? Врать неинтеллигентно. К тому же наше копошение на пустыре вызовет у граждан подозрения. Начнутся вопросы. А здесь все ясно: ищут люди клад.

      – Так все ж наперегонки кинутся.

      – Кинутся, если мы найдем что. А до той поры будут у калиток стоять и посмеиваться.

      – Великий знаток душ человеческих, – фыркнула Мышь, а я кивнула в ответ.

      Прибрав в кухне, мы умылись и отправились спать на терраску. Здесь стояли две кровати, круглый стол и допотопный шифоньер. На полу пестрые половики, на окнах расшитые занавески, в целом все очень мило. Моя кровать была древней, а главное, большой. Я легла, блаженно прикрыв глаза, и тут в терновнике запел соловей. Мышильду и ту проняло.

      – Что, стервец, выделывает, – через полчаса сказала она.

      Отдых на родине предков начинал мне нравиться.

      Утром я проснулась оттого, что кто-то осторожно скребся в дверь. Вспомнив, что в частных домах рачительные хозяева держат кошек, я поднялась и приоткрыла дверь с намерением познакомиться с животным. Вместо кошки за дверью я обнаружила Евгения Борисовича в тех же трико и майке, что и накануне, и по-прежнему босиком. Он посмотрел на меня, блаженно улыбнулся и сказал:

      – С добреньким утречком, Елизавета Петровна. Чайку не желаете? Только-только заварил. Индийский, и с шиповником, мамашин рецепт.

      – С удовольствием, Евгений Борисович, – лучезарно улыбаясь, ответила я и пошла будить Мышь.

      Она уже проснулась и выглядывала из-под одеяла. Точнее, выглядывал ее нос и принюхивался.

      – С добреньким утречком, Мария Семеновна, – пропела я.

      – Времени-то сколько? – проворчала Мышильда. Я взглянула на часы.

      – Восемь.

      – С ума сойти. – Сестрица поднялась и с тоской посмотрела за окно, где сиял новый день. – Спать хочу. В отпуске я или нет?

      – Или нет. Ты в экспедиции.

      Через двадцать минут мы сели за стол.