Litera Nova. Алексей Ведёхин

процент офицеров, отслуживших на Кроносе больше года, становился жертвой вируса Бингрэ. Я проработал в ледяном аду пять лет. Расплата была нечестной.

      Сильная и добрая Мара осталась бы со мной до последнего вздоха. Но я не хотел, чтобы наша любовь закончилась на больничной койке, запутавшись в датчиках давления, проводах внутривенного питания и катетере. Решив, что боль брошенной Мары будет меньше страданий той Мары, которой придется меня хоронить, я сделал выбор и перевелся на крейсер Боловина, как раз накануне трагедии с Альбедой. Признаться, я вообще не хотел умирать. Если это и случится, то пусть произойдет там, где я был никем, еще одним офицером, разжалованным в младшие чины за нарушение устава. Подделать документы было нетрудно – последний подарок моего доброго друга Раскина, компьютерного виртуоза и главного программиста администрации Первого Флота. Капитан превратился в младшего лейтенанта, а приговор медосмотра – в справку об отменном здоровье. Новое имя, неизвестная жизнь и быстрая смерть – вот, что ждало меня в будущем, но я оказался к нему не готов. Чем ближе подходил срок назначенный врачами, тем сильнее хотелось жить, и чем дальше я находился от Мары, тем невыносимее становилась тоска по дому, по любимой женщине и спокойной старости, которую я никогда не увижу.

      – Это Пламя, прием. Мы вас слышим.

      Какое-то время я тупо смотрел на динамик шлема, не понимая, почему он решил со мной заговорить. Надежда, что сигнал пробьется сквозь сложную атмосферу Альбеды с ее облачностью и помехами от фонившего карьерного оборудования, была такой слабой, что я никогда всерьез не верил в то, что меня услышат.

      – Десятый сектор, код четыре ноля восемь, – прохрипел я в динамик, стуча зубами. – Личный номер пятьсот три дробь десять, диктую координаты…

      – Ты из разведчиков? – перебил диспетчер. – С первого глайдера?

      У него был молодой, приятный, хорошо поставленный голос. Я все понял по его тону, но почему-то спросил.

      – Эвакуации не будет, верно?

      – Все корабли выведены с орбиты, – сказал диспетчер. – Мужайся, вы погибли не зря.

      Ничего странного в его ответе не было. Мы работали по контракту, где человеческая жизнь была разменной монетой в игре богов. Все по-честному. Странным было другое: зачем он вообще принял мой сигнал?

      – Кто-нибудь еще выжил? – спросил я, чтобы заполнить молчание. Никто из нас не хотел отключаться первым.

      – Был один, – ответил диспетчер, помолчав. – Добрался до сбитого глайдера, но полчаса назад замолчал. Ты последний. Капитан сказал, что вас всех наградят за доблесть. Посмертно.

      Я усмехнулся. У меня было двенадцать медалей за доблесть, тринадцатая посмертная окажется весьма символичной.

      – Ты ранен? – спросил диспетчер, будто это имело значение. Теперь я узнал Ксила Ганина, который вечно жевал табачную резинку, отчего речь у него была смешной и невнятной. Сейчас резинки не было, приятно слушать.