Вкус дня. Михаил Бард

становится слишком тяжела, и это тысячу раз правильно.

      И всё же, несмотря на горечь пережитых бед и лишений, она не сбежала от общества, как сделал её погибший муж. Антарес вздохнула, крепко сжав кристаллик заледеневшей крови в кулаке. Если она и должна была извлечь урок из своего горького опыта, то точно не в этой жизни.

      Свет свечей в подсвечнике Эндимиона заколыхался, приводя в движение чёрные тени. Здесь, глубоко под землёй, умирали звуки мира людей и признаки какой-либо цивилизации. Все чувства Антарес были обострены голодом, однако даже в таком состоянии она не слышала людей, не чуяла их, не могла воздействовать на их сознание. Как же глубоко они были?

      Но, что более важно…

      Как заманить в это место короля вампиров и заставить его гнить ближайшую вечность?

      – Ангел, – произнёс Эндимион, сжимая в руке ключ, отлитый из чистого серебра. – Серебро в этой темнице навредит королеве. Не позволяй ей к нему приблизиться.

      – Да, тлатоани, – произнёс Кетцалькоатль.

      Антарес натянуто улыбнулась, окинув фигуру Эндимиона оценивающим взглядом. Почему он просил помощи у своего подчинённого? Неужели все начала не так сильны, как кажется с первого взгляда?

      – Как трогательно, – ответила она. – Генерал ангелов прячет свою слабость за спиной недорубка.

      Пальцы Эндимиона, державшие ключ, дрогнули, Кетцалькоатль на мгновение перестал дышать. Унизить мужчину – проще простого, это Антарес понимала даже во времена жестокого патриархата. Сложнее избавиться от их ответной реакции, ведь кто-то из мужчин захочет поставить её на место, а кому-то просто очень нравится быть униженными.

      – Антарес, – улыбнулся Эндимион. – Я быстрый. Очень. Но даже мне не удержать двух высших вампиров.

      Он с видимым усилием открыл тяжёлую, погнутую изнутри дверь, и Антарес тут же обдало невыносимым жаром. Внутри этой темницы было серебро. Много. На полу, на потолках, на стенах – всюду местами ржавое, местами повреждённое ударами и расколотое серебро. Но Антарес сводило с ума не оно. То, что было заперто в этой подземной тюрьме, смотрело на неё и ждало.

      Ждало, оскалив клыки.

      Ждало, обнажая кожу и взрезая вены.

      Ждало, когда Антарес напьётся его крови, которая на воздухе становилась красным и острым льдом.

      Антарес задрожала, чувствуя болезненный, ноющий голод и невыносимое сексуальное возбуждение. Она потянулась своими силами к тому, что сидело в холодной, тёмной клетке и ощутила, что оно также прощупывает силой её, изучает, ласкает. И хочет. Антарес сделала вдох и не смогла выдохнуть от приступа давящего голода. Чем бы оно ни было, от него пахло ночью, прелой листвой, первой метелью.

      Антарес оскалила клыки и бросилась вперёд, споткнувшись, ощутив воздействие серебра на бессмертное тело. Не помня себя от желания, она с такой силой оттолкнула Эндимиона, что услышала влажный хруст сломанных костей. Когда Кетцалькоатль не позволил ей вцепиться в прутья серебряной клетки, она напала на него