Грешным делом. Яков Пикин

язву желудка, все вокруг начинали шутить. Паша, разумеется, тоже.

      Едва ли не каждую мою оплошность он сопровождал комментариями, типа: «метил в глаз, а попал в промежность» или «хотел дуплетом, а вышло ни раза!». Поначалу я в ответ на его реплики молчал. Но когда однажды, в ответ на то, что я зацепил нечаянно не ту ноту, он сказал: Тебе б говно за слоном в цирке из клетки выносить, так хорошо ты пальцами загребаешь», Толя Нигматуллин шепнул мне: «врежь ему тоже, чего ты боишься? Ответь ему»! И я начал отвечать. Свои главные уроки пикировки, кстати, я получил именно в этой группе.

      Теперь, если Паша ворчал: «снял трусы, в носках запутался!», я тут же отвечал ему: «не учи отца сношаться!», даже ещё грубей ему отвечал. Но когда появились три эти девушки, мы ругаться перестали. Неудобно было при них выяснять отношения.

      Зоя и Наташа казались мне очень компанейскими – но и только. Зато возле Цили я робел, как древний грек возле статуи Венеры. Её красота пугала и завораживала меня одновременно.

      Улыбка её казалась мне восхитительной, походка невероятной, фигура божественной…Да что там! Она вся казалась мне богиней. Волосы у неё блестели, как у актрис в индийских фильмах, а одежда… Мне в то время казалось почти кощунственным раздеть женщину, которая ходила в импортных джинсах "Леви".

      Циля держала всех на расстоянии. Мужчин особенно. Для меня она была чем –то вроде музейной ценности, Катцетокоатлем женского рода, божеством, идолом из драгоценного металла, кумиром, к которому меня не подпускали мои персональные, жившие только в моей душе дикари.

      Цвет её кожи напоминал мне умеренный юг, глаза ближний восток, руки богатую Америку. Она держала на дистанции и притягивала одновременно. В её присутствии хотелось кричать от радости и замкнуться в себе. Даже если Циля просто стояла и молчала, всё равно это было прекрасно. В её немоте было что –то от леденящей красоты севера, а в безмолвном взгляде нечто от морских сокровищ, которые встают перед глазеющими на морские волны матросам, перед тем, как исчезнуть в пучине.

      Словом, Циля была лучшей из троицы и если бы кто –нибудь захотел меня в этом разубедить, я пожелал бы нахалу проснуться наутро после Варфоломеевской ночи!

      Родом Циля была из Торжка, города на Валдайской возвышенности. Её полное имя, как я говорил, было Сесилия. Так назвали её родители, которые, по её словам, погибли в авиакатастрофе. Из всех родственников у неё осталась только бабушка, которая, по словам Цили, её обожала.

      С Зоей и Наташей Цилю свёл вместе велокросс по Золотому Кольцу. Все трое занимались велоспортом, и то и дело швырялись фразочками, типа: «поедем сменами», «будем дёргать или устроим вертушку»? При этом Наташа, как правило, сгибались пополам от смеха, а Зоя, округлив рот, обводила всех удивлёнными глазами, словно не веря, что такая убогая тактика может привести их к успеху.

      Наверно, если б Наташа не была похожа, когда не смеялась, на женщину с плаката: «Родина-мать зовёт!», то её бы тоже можно было назвать красивой. У неё была чудесная