Пуля времени. Николай Свечин

собственную футболку и напяливает «KGB», в то время как налетчик смотрит на него во все глаза.

      Капитан стоит перед зеркалом и делает вид, будто меряет обновку. Но на самом деле следит за каждым движением своего подопечного.

      – Вы не настоящий полицейский! – решает наконец бандит и опускает ствол.

      – Настоящий.

      Бурлак забирает у горе-грабителя ствол, поднимает руки фигуранта кверху – прием называется «троллейбус», – застегивает на них наручники и выводит молодого человека из примерочной. На все про все – не больше десяти секунд.

      – Вы… вы… меня обманули! – У грабителя буквально слезы на глаза наворачиваются.

      – Я делал свою работу, – парирует Бурлак.

      А в это время уже слышен топот ног. В бутик влетают все, кто следил за происходящим снаружи.

      Простые опера поздравляют Юру с успешным завершением операции. Говорят, что он был хорош. Как всегда. Только начальство пребывает не в духе. Тоже как всегда.

      – Ты чего тут устроил?! – Кукуян настолько на взводе, что даже отказывается от привычного мата. – Бурлак? Тебе кто позволил жизнью рисковать? А если бы он выстрелил? А если бы попал? Ты зачем броньку снял? Ума-то нет вообще?! Как… как… каким местом ты вообще думаешь, Бурлак, а?!

      Чуть отдышавшись и растерев платком испарину, продолжает:

      – Ладно, иди уже с глаз моих. Свободен!

      – Есть. – Опер разворачивается, чтобы уйти.

      Но начальнику, как обычно, еще есть что сказать:

      – А где Рогинский твой? Почему нет на рабочем месте?

      – Желудочно-кишечный грипп, – врет Бурлак.

      – Ты мне лапшу-то не вешай… Я даже заболевания такого не знаю. Ладно, как вернется, разберемся. Свободен!

      – Есть. – Бурлак кивает и удаляется, притопнув каблуками, словно служивый начала прошлого века, оставив оперативников за глаза обсуждать свое везение и патологическое бесстрашие.

7

      А Бурлак уже в библиотеке на Петровских линиях. В полукилометре от штаба всей московской полиции. С работой справился быстрее, чем можно было ожидать. Как говорится, делу время… А между делом можно и томик Гиляровского обменять на что-нибудь интересное.

      Подняв глаза над декольте пышной библиотекарши – такие девушки были в моде в русских деревнях начала прошлого века, – просит следующую книгу.

      – Что у вас еще есть похожего?

      – Шмелева читали? – лениво интересуется собеседница, заменяя дореволюционный веер современным читательским формуляром.

      – «Лето Господне»? Читал.

      – «Петербургские трущобы» Крестовского попробуйте.

      – Я больше по Москве все-таки.

      – Тогда идите… на наш сайт и ищите все, что вам нужно, по поиску. А не отвлекайте меня от работы!

      – Я с электроникой не очень дружу. Мне бы по классике, в бумаге.

      Оба молчат. Опер испытывает терпение женщины.

      – Давайте я тогда еще раз Гиляровского продлю. На досуге перечитаю.

      – Странный вы… Берите. Я не успела его принять. Еще две недели у вас есть.

      – Спасибо.

      – Ага.

      Бурлак