Трагедия господина Морна. Владимир Набоков

голодал. Я тоже не могу

      сказать тебе…

      М и д и я

      …И это – для того,

      чтоб выкрасить лицо себе, а после…

      Г а н у с

      Но я хотел обрадовать тебя!

      М и д и я

      …а после быть избитым и валяться,

      как пьяный шут, в углу, и все простить

      обидчику, и, в шутку обратив

      обиду, унижаться предо мною…

      Ужасно! На, бери подушку эту,

      души меня! Ведь я люблю другого!..

      Души меня!.. Нет, только может плакать…

      Довольно… Я устала… уходи…

      Г а н у с

      Прости меня, Мидия… Я не знал…

      Так вышло, будто я четыре года

      подслушивал у двери – и вошел,

      и – никого. Уйду. Позволь мне только

      видать тебя. В неделю раз – не боле.

      Я буду жить у Тременса. Ты только

      не уезжай…

      М и д и я

      Оставь мои колени!

      Уйди… не мучь меня… Довольно… Я

      с ума сойду!..

      Г а н у с

      Прощай… Ты не сердись…

      прости меня – ведь я не знал. Дай руку, —

      нет, только так – пожать. Я, вероятно,

      смешной – размазал грим… Ну вот…

      Я ухожу… Ты ляг… Светает…

      (Уходит.)

      М и д и я

      Шут!..

      Занавес

      Акт II

      Комната Тременса. Т р е м е н с в той же позе,

      как в I сцене I акта. У стола сидит Г а н у с,

      рассыпает карты.

      Т р е м е н с

      Блаженство пустоты… Небытие…

      Так буду повторять тебе, покамест

      дрожащими руками не сожмешь

      взрывающейся головы; покамест

      твоей души не оглушу громами

      моей опустошительной мечты!..

      Терзаюсь я бездействием; но знаю:

      моя глухая воля – как вода,

      что, каплею за каплею спадая

      на темя осужденного, рождает

      безумие, протачивая череп

      и проедая разум; как вода,

      что, каплею за каплею сквозь камень

      просачиваясь в огненные недра

      земные, вызывает изверженье

      вулкана – сумасшествие земли…

      Небытие… Я, сумрак возлюбивший,

      сам должен жить и жизнью быть язвимым,

      чтоб людям дать усладу вечной смерти —

      но стойкая душа моя не стонет,

      распятая на костяном кресте

      скелета человечьего, – на черной,

      на громовой Голгофе бытия…

      Ты бледен, Ганус… Перестань же карты

      раскладывать, ерошить волос буйный,

      в лицо часам заглядывать… Чего же

      бояться?

      Г а н у с

      Замолчи, прошу тебя!

      Без четверти… Невыносимо! Стрелки,

      как сгорбленные, и́дут; как вдовица

      и сирота за катафалком…

      Т р е м е н с

      Элла!

      Лекарство!..

      Г а н у с

      Тременс… нет… пускай не входит!..

      О, Господи…

      Э л л а

      (лениво входит, волоча шаль)

      Тут холодно… Не знаю,

      верны ли…

      (Смотрит на стенные часы.)

      Т