Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой. Фрэнсис Элиза Ходжсон Бёрнетт

если она там есть… мы могли бы её найти… войти туда и закрыть её за собой, и никто бы ничего не знал, и это был бы наш сад. Мы были бы вроде как птицы, а это наше гнездо; и играли бы там хоть каждый день, копали, посадили бы семена – и он бы ожил…

      – А разве он мёртвый? – прервал её Колин.

      – Будет мёртвым, если никто о нём не позаботится. Луковицы выживут, а вот розы…

      Он снова прервал её.

      – Какие луковицы? – быстро спросил он. Он разволновался не меньше, чем она.

      – Нарциссов, лилий, подснежников. Они сейчас трудятся под землёй: толкают наверх зелёненькие побеги, ведь скоро весна.

      – Скоро весна? – повторил он. – А какая она, весна? Когда болеешь, её в комнатах не видно.

      – Весна – это когда солнце сквозь дождь, а дождь сквозь солнце, а под землёй всё оживает и лезет наружу, – ответила Мэри. – Будь у нас тайный сад, мы бы туда каждый день ходили и смотрели, что там нового выросло и сколько роз ожило. Не понимаешь? Ах, неужели ты не понимаешь, насколько лучше сохранить всё в тайне?

      Колин откинулся на подушку и лежал неподвижно со странным выражением на лице.

      – У меня никогда не было тайны, – сказал он. – Вот только я про себя знал, что долго не проживу. Они не знают, что я это знаю, значит это вроде как тайна. Но твоя тайна мне нравится больше.

      – Если ты не велишь себя туда отвезти, – уговаривала Мэри, – я… я почти уверена, что смогу узнать, как туда проникнуть, и тогда… если твой врач хочет, чтобы тебя вывозили в кресле на воздух, и если ты можешь всегда поступать по своему желанию… мы бы нашли какого-нибудь парнишку, он бы тебя вёз, и отправились бы туда одни, а сад был бы нашей тайной.

      – Это… было бы… хорошо, – медленно проговорил Колин, мечтательно глядя вдаль. – Очень хорошо. Свежий воздух, сад и тайна – я не против!

      Мэри перевела дух, – похоже, мысль о том, чтобы держать сад в тайне, пришлась Колину по душе. Теперь, если постараться описать ему сад таким, каким его видела она, ему там так понравится, что он и сам не захочет, чтобы туда входили все, кто только пожелает.

      – Я тебе расскажу, как там, по-моему, будет, если удастся туда попасть, – сказала Мэри. – Этот сад так долго был заперт, что, должно быть, весь зарос.

      Колин лежал не шевелясь и слушал, а она говорила о розах, которые, верно, обвили деревья и свисают с веток, о птицах, которые, верно, свили там гнёзда, ведь там так тихо. А потом она рассказывала ему о малиновке и о Бене Везерстафе. О них столько всего можно было рассказывать, что она совсем забыла о страхе и говорила легко и без опаски. Малиновка Колину понравилась. Он заулыбался и вдруг похорошел. А Мэри-то казалось, что он ещё неприглядней, чем она!

      – Я не думал, что птицы могут быть такими, – признался он. – Конечно, если всё время лежишь, то ничего не видишь. Сколько ты всего знаешь! Мне прямо кажется, будто ты уже побывала в этом саду!

      Мэри растерялась и промолчала. Впрочем, было видно, что он и не ждал ответа. Вдруг он её удивил.

      – Я, пожалуй, позволю тебе взглянуть на одну вещь, – объявил он. – Видишь над камином шторку из розового шёлка?

      Раньше