Мое сердце – бензопила. Стивен Грэм Джонс

Фарма подключает телефон к компьютеру, открывает окно терминала. – Пятьдесят долларов.

      – Нет у меня пятидесяти долларов. Даже пятидесяти центов нет.

      – Как насчет кое-чего мне показать? Пару… не таких уж и маленьких штучек?

      Джейд хмыкает, не поднимая глаз, а рука так и тянется поправить молнию на комбинезоне.

      – Между прочим, мне всего семнадцать. Да хоть и больше, твое предложение неуместно!

      – Нет так нет. – Фарма пожимает плечами, типа не хотел обидеть, и бормочет магическую комбинацию цифр – запустить его программу: 36–26–36.

      – Уверен, что тебе можно работать с детьми? Да и вообще с людьми?

      – Пробовал работать в морге, в Бойсе, да вышла одна история. Спроси как-нибудь у отца, он там тоже был.

      Джейд ждет, что Фарма начнет ржать или хихикать – он ведь явно шутит, правда? – но тот молчит.

      – Может, починишь забесплатно? А я не настучу на тебя Харди. Не за взлом чужого телефона. За… неуместное предложение.

      Форма застывает, но не оборачивается.

      – Пошутить нельзя, – замечает он с притворной обидой, эффектно шлепает по клавише запуска – и розовый телефон дважды мигает, экран гаснет.

      – Отлично, твоя чудо-программа его заблокировала, – ворчит Джейд, забирая телефон. – Вот спасибо.

      – Подзаряди, – советует он. – Пароль теперь не нужен, все данные на месте. На здоровье, малолетка.

      – Выбирай выражения! – Джейд нажимает на розовом телефоне кнопку включения.

      – Не забудь про «спасибо». И подключи потом мой, – он кивает на стойку, – если нетрудно. Ему тоже нужна… зарядка.

      Джейд уклончиво кивает, а сама ждет, когда розовый телефон наконец включится.

      – Только в мой чур не лазить, – добавляет Фарма, подняв брови, будто просит о чем-то само собой разумеющемся, и уходит.

      Джейд пропускает просьбу мимо ушей и смотрит ему вслед. Потом хватает его телефон, отключает – для этого пароль не нужен, – представив, как бы Фарма заплясал, набери она 36–26–36. Встает на табурет, прячет телефон в потолок, задвигает плитку на место и говорит ровным голосом: «Шериф Харди, улика, которая вам нужна, спрятана на складе, я видела, куда он ее сунул».

      Розовый телефон в ее руке с жужжанием просыпается. Джейд пролистывает номера, почти все – на незнакомом языке. Наконец она открывает фотоальбом, ведь селфи – язык универсальный.

      Самое последнее – видео.

      – Посмотрим, что тут у нас… – бормочет Джейд и выныривает из склада, глядя на экран и надеясь успеть до того, как из классов хлынет детвора.

      Сначала на экране все расплывается, потом камере удается найти фокус – наверное, сквозь прозрачный пакет, – и в кадре появляется голая блондинка, на заднем плане мелькает голый же блондин.

      – Незаконное использование городского каноэ, – сообщает им Джейд, доставая наушники и засекая дату: шесть дней до ее «попытки», как выразился врач в Айдахо-Фолсе.

      Выходит, ей сильно повезло, что каноэ вообще стояло у пирса.

      Что до ребят на видео, во-первых, у них какой-то