Морской узел и счастливый билет. Сергей Юрьевич Соловьев

открыл дверь подъезда, жалобно скрипнувшей старым железом витой пружины, и стал быстро подниматься по деревянной лестнице. Пахло, скорее воняло, здесь просто неимоверно. На маршах валялся неубранный мусор, на подоконниках – окурки в старых, словно обгрызенных, тарелках. Солнце почти не пробивалось сквозь застарелую грязь сроду не мытых окон, да и рамы, бывшие когда-то белыми, теперь стали темнее ночи. Пока ничего нового увидеть не удалось, что и доложил Девяткин начальнику:

      – Видите? Чисто.

      Стабров ещё раз пролез через весь чердак, перешагивая через балки и старые вещи, затем проёл по коридору последнего этажа, подозрительно посматривая на потолок.

      – Нет люков, всё осмотрел, – твердо добавил Девяткин.

      Сергей Петрович потёр тщательно выбритый подбородок, и начал снова мерить шагами чердак, а затем и последний этаж.

      – Чего это вы, опять гимнастика какая? – не успевал удивляться Девяткин на начальника.

      – Да так, на ум пришло, – озабоченно проговорил Стабров, – посвети здесь…

      Андрей Сергеевич не думал спорить, начальство ведь, и посветил. Полицейский чиновник только охнул, и вырвал из пазов потайную дверь. Здесь, словно мышки- норушки, вплотную друг к другу, сидели обозначенные в ведомости злодеи, и Жареный среди них. Стабров мигом достал пистолет, и крикнул Девяткину:

      – Живо за городовыми!

      – Я быстро!

      Помошник просто скатился по лестнице вниз, а полицейский чиновник не опускал «браунинг», смотрел, стараясь не упустить движений воров и бандитов. Люди всё были тёртые, и на их миролюбие надеятся не приходилось.

      – Ты бы, ваше благородие, отпустил бы нас. Отблагодарим. Сразу тысяча рублей твоя будет…

      И Жареный смотрел на полицейского, не отрывая глаз от собеседника, не улыбнувшись, а приоткрыв рот, будто оскалившись.

      – Сидим, не дёргаемся, господа хорошие…

      – Ты подумай лучше, а то всё с оглядкой жить станешь. Я из любой тюрьмы уходил, и здесь уйду, не задержусь.

      Спорить не стал с этим человеком бывший офицер флота, только вспомнил лейтенанта Малеева, укладывавшего пулю за пулей из Митральезы в сбившихся на палубе японских матросов, и просто выстрелил в голову Жареному. Тот упал даже не охнув. Остальные так и остались сидеть друг на друге, никто и голоса больше не подал.

      Подбежали городовые, а среди них был и запыхавшийся Девяткин, со «Смит- Вессоном» в руке. Он растерянно смотрел на труп, на Сергея Петровича, меланхолично убиравшего пистолет в кобуру.

      – Да ничего такого, ваше благородие. Сейчас увезем в морг, – почти весело произнёс городовой.

      Девяткин обыскал убитого, в одном кармане нашёл замшевый кисет, и отдал Стаброву, в другом оказался туго набитый бумажник. Сергей Петрович знал порядки в полиции, что потерпевшие денег не увидят никогда.

      – Андрей Сергеевич, себе возьмите да городовым раздайте по совести, кто как наработал. А то ни выходных, ни табельных дней. А это, – и он открыл кисет, полный украшений из золота, – по описи сдайте у нас в сыскной