Ольховый король. Анна Берсенева

качестве.

      – Хорошая книга?

      – Она только что вышла из друкарни. Я не успела прочитать.

      – Жалеешь, что не успела и послушать?

      – Яша мне после ее подарит. – Тут она заметила, как тень пробежала по его лицу, и спросила: – Почему ты помрачнел? – И ахнула: – Ты ревнуешь меня к Яше?

      – Я тебя ревную даже к продавцу в керосиновой лавке.

      В его голосе все-таки послышалось смущение.

      – Но почему?

      – Почему!.. Потому что только недоумок может не понимать, какое ты сокровище. И не хотеть тебя может только недоумок. А недоумков хоть вообще и много, но не в этой сфере, к сожалению.

      – Яша меня в самом деле любит, – сказала Вероника. – Но я его не люблю, потому что люблю тебя.

      Сергей привлек ее к себе и провел ладонью по ее щеке так, что голова у нее закружилась снова. Но тут раздался деликатный стук в дверь, и ему пришлось подняться с кровати и одеться, чтобы принять принесенный ужин.

      Когда он вышел из спальни, Вероника хотела одеться тоже. Но юбка и блузка в самом деле оказались сырыми, неприятно было их натягивать, и она лишь завернулась в атласное покрывало, которое сняла с кровати. Поймав себя при этом на мысли, что и в таком прикрытии не испытывает необходимости. Не только стыд, но даже обычное смущение улетучивалось без следа, стоило ей подумать о Сергее и тем более представить, как он обнимает ее.

      – Ужин готов, – раздался его голос из-за двери гостиной. – Приходи, Вероника.

      Не только ужин был сервирован со всем изяществом, которым славился «Гарни» – фарфоровые тарелки с тонким рисунком, хрустальные бокалы, мельхиоровые приборы и кипенно-белые льняные салфетки, – но и свечи были зажжены на низком столике. Сергей помог Веронике сесть в глубокое бархатное кресло. Узел, которым она завязала на груди покрывало, при этом развязался, и она подхватила тяжелую ткань, чтобы та не сползла на пол.

      – Если бы ты вообще не прикрывалась, я был бы только рад, – сказал он, откупоривая бутылку шампанского. – Но не бери как просьбу. Это всего лишь жадность моих глаз.

      Она еще при первой встрече расслышала чистоту его русского и, как теперь понимала, московского выговора. В том же, как он строил фразы, слышались иной раз и отзвуки других языков, столь же неведомых ей, как его жизнь в целом.

      Вероника отпустила края покрывала, и оно скользнуло на пол, открывая ее Сергею совсем и всю.

      Шампанское выпили молча – он не произнес ни слова, понимая, наверное, как и она, что любое слово было бы пошлым, потому что любых слов мало для выражения того, что они чувствуют оба.

      Потом Сергей поднял крышку с фарфоровой соусницы, и по комнате разнесся запах мяса и горячего вина.

      – Это пулярка, тушенная в белом вине, – сказал он. – Должно быть неплохо.

      – Очень вкусно, должно быть! – воскликнула Вероника. – Я такого и не пробовали никогда.

      – Тебе придется некоторое время питаться чем-то подобным. Если ты не передумала делить со мной кров.

      – Мы будем жить в «Гарни»? – удивленно спросила она.

      – Да. Но, полагаю, недолго.

      – В