Запретная магия. Авторская версия. Марина Эльденберт

потому что здесь «нужна внимательность и хорошая память». А еще каллиграфический почерк и твердая рука. Каллиграфический почерк без твердой руки почему-то достаточным навыком не считался.

      Как бы там ни было, антрепренер Корона д’Артур лишен всех этих предрассудков, а значит, у меня есть шанс! Настоящий шанс, что будут смотреть на мою пьесу, а не на то, что я женщина.

      Исполненная самых чудесных надежд, я вышла из театра и с наслаждением вдохнула напоенный весенней свежестью воздух. Во второй половине дня по-прежнему не распогодилось, но то ли стало теплее внутри, то ли все-таки разогрело, потому что сейчас мне даже не хотелось запахнуть пальто.

      Я осмотрелась и решила прогуляться до площади Пяти львов. В конце концов, в гостинице мне особо нечего делать, а учитывая тот факт, что придется задержаться в столице еще на три-четыре дня (непростительная для меня роскошь), обед у меня сегодня все равно отменяется. Ну да и ничего, будет ужин.

      В конце концов, как говорит матушка, пропустить обед – поберечь фигуру!

      – Прошу прощения, – остановила я женщину с усталым лицом, за юбку которой цеплялась малышка. – Подскажите пожалуйста, как быстрее выйти на площадь?

      Ее мать хмуро глянула на меня, но все-таки указала в сторону убегающей вправо маленькой улочки.

      – Минут пятнадцать здесь. Театр обогните, выйдете на улицу Гловеля. Дойдете до конца квартала – увидите арку.

      – Благодарю!

      Арка! Арка, через которое в свое время в Барельвицу ступил Даргейн Завоеватель. Образно говоря, столица началась именно отсюда. Настроение у меня сейчас было самое солнечное: ведь если получится устроить свою пьесу в Корона д’Артур, возможно, получится переехать в столицу! Нет, я безумно любила свой маленький город, где по утрам в окна врывался шум Южного моря, но это же Барельвица! Здесь я смогу писать и представлять свои пьесы лично, как делаю это сейчас. А еще присутствовать на премьерах! А еще…

      – Эри! – Спешащий куда-то мужчина приподнял котелок, извиняясь – чтобы пройти по узенькой улочке ему пришлось меня потеснить.

      Здесь, в центре, все улочки такие, исключение составляет разве что площадь перед Корона д’Артур, но оно и понятно. Хотела бы я посмотреть, как к вечернему представлению съезжается весь свет Барельвицы. Эри и эрины в роскошных платьях, и эрны – во фраках. Как из распахнутых настежь дверей льется свет, позолотой стекая по гербам на каретах. Как, возможно, с подножки одной из них спускается его величество Гориан Третий.

      Театр – королевское развлечение.

      Так всегда говорила матушка. Меня же с самого детства неумолимо тянуло к театру, с неудержимой силой. Возможно, именно поэтому я и решилась написать пьесу серьезно. Кипы «несерьезного» покоились в моем шкафу, в доме родительницы, и занимали больше полок, чем моя одежда. Одно время у меня все пальцы были синие от чернил (потому что к занятиям в школе для девочек и урокам добавлялись мои вечерние посиделки над пьесами), а однажды я даже натерла пером мозоль, которая не сходила два года.

      Вдалеке