Тужься, Нина, тужься!. Ольга Ефимова-Соколова

к столу.

      – А очки твои свинья съела! – крикнула Нина и бросила стекляшку об пол.

      Мама охала на диванчике в дальнем углу террасы. Сжавшись, она смотрела обиженно и с упреком. Нина знала этот взгляд. Как будто она виновата, что ее отец не бьет, а мать бьет. И мать считает, что она ее должна защищать. А тут – плохо защитила…

      – В груди больно. Вот же ирод! Где я ему очки возьму? Сам по пьяни теряет, а я виновата. Дай попить.

      – Мама, – негромко проговорила Нина, подавая кружку с водой, – Ты же понимаешь, что он не изменится. Мы с Таней сколько просили тебя развестись? Я не могу бросаться каждый раз между вами. На нас тебе плевать, о себе подумай! Завтра пойдешь разводится?

      Мать вытаращила глаза и зашептала:

      – Для вас все делаю. Разведусь, и куда мы пойдем? Где жить-то будем? Да и ехать надо в Здравницу, а мне на работу завтра.

      – Тогда я уйду! – Нину трясло и в глазах щипало.

      – И куда ж ты пойдешь?

      – Куда глаза глядят! – она почти выбежала, но обернулась в двери.

      Мама, привстала, ойкнула и свалилась обратно, закрыв лицо руками. И Нина вернулась, видеть страдающую мать было больно.

      Маму надо было везти в больницу. Пока Нина металась, собирая нехитрые вещи, отец уже свалил из дома. Маме было больно вставать и тяжело дышать. Она не хотела никуда ехать и оставлять хозяйство.

      «Надо пойти к тете Лене, может она поможет?» – решила Нина, выходя из дома.

      Если отец ушел, то будет пить и пока не стемнеет, не появится.

      От калитки донеслось знакомое звяканье велосипеда.

      – Хозяйка! Есть кто дома?

      Нина удивленно посмотрела на Ваську. Растрепанный еще больше, он был похож на дворового кота.

      – Вам бандероля из Парижа, – Вася вытащил из-за спины руку и протянул Нине ее портфель. – Смотрю, портфель у дерева никому не нужный. Хотел себе взять, а там твои тетрадки.

      Нина сквозь силу улыбнулась и хотела забрать портфель, но лишь схватила воздух.

      – Двадцать пять процентов нашедшему клад полагается!

      Нина шагнула назад и хотела захлопнуть калитку.

      – Возьму пятерками, – рассмеялся Васька, вставляя колесо между столбом и калиткой.

      Нина протянула раскрытую ладонь. Васька вложил портфель и внимательно посмотрел на Нину.

      – Чего, батя опять бушует?

      – Почти, – вздохнула Нина, а потом вдруг поняла, что надо сделать.

      7.

      – Поняла? – старушка в чепчике нависла над Ниной белым призраком. – Если сейчас тужиться нормально не будешь, ребенка погубишь. Шутка ли восемь часов мучиться.

      – Не могу, больно, – Нина напряглась.

      – Только о себе думает. А ты о сыне подумай! Кого больше хочешь – сына или дочку?

      – Дочку, – с трудом соображая от боли, выдохнула Нина.

      – А как назовешь-то?

      – Кристиной.

      – Хорошо. Давай-давай! Работай!

      Пот стекал на виски, боль разрывала на части. Нина от тети слышала, что во время родов кожа рвется, а потом ее сшивают нитками.