Кроме шуток. Сара Нович

Мой папа – переводчик.

      ты понимаешь? – напечатал он. – у тебя удивленный вид.

      Чарли начала набирать несколько разных сообщений, потом удалила каждое, и все это время ее губы сжимались сильнее и сильнее. Он провел ладонью по экрану.

      Что? – спросил он.

      Я…

      Она вздохнула, закончила печатать.

      просто кое‐что вспомнила. я думала, что вырасту и стану слышащей, потому что никогда не встречала глухих взрослых.

      Остин расхохотался. Он не хотел ее обидеть, но это, конечно, было феерично.

      такое часто бывает, – написал он. – многие дети приходят сюда и думают так же.

      Ты вообще можешь говорить?

      Что?

      Извини, – сказала она, снова краснея. – Я имею в виду…

      какое‐то время занимался с логопедом

      Но?

      получается так себе, – написал он. – для тебя… это важно?

      Нет.

      по‐моему, это здорово, – написала Чарли.

      Она застенчиво посмотрела на него, и теперь настала его очередь смущаться. Редко случалось, чтобы он терялся от комплимента, если это можно было так назвать. Чарли, казалось, увидела его замешательство. Она перекинула волосы через плечо.

      О-к, – сказал он. – Круто.

      Конфета, – попыталась повторить она.

      Нет, к-р-у-т-о. Круто.

      Он потянулся к ладони Чарли, придал ее пальцу правильное положение и поднес его к ее лицу. Ее щека была загорелой и шелковистой, и он задержал свою руку на ней дольше, чем намеревался, очарованный теплом, исходящим от ее кожи и пронизывающим кончики его пальцев.

      Круто, – сказала она.

      Ты что, запал на эту девушку? – спросил Элиот, когда Остин вернулся, и почти неохотно оторвал взгляд от окна – можно было подумать, что не он сам начал этот разговор.

      Нет. Ты про кого?

      Про новенькую. С шипастыми браслетами.

      Директриса заставила меня провести ей экскурсию, вот и все.

      “Заставила”. – Элиот рассмеялся.

      Вообще‐то да!

      Она симпатичная. Надо тебе к ней подкатить.

      Я ее почти не знаю.

      Давай, пока тебя кто‐нибудь не опередил. Всем интересно свеженькое.

      А что, ты сам заинтересовался?

      Элиот закатил глаза, глубоко затянулся и указал на бугристые шрамы на своем лице. В этом‐то и заключался главный недостаток разговоров на жестовом языке – они требовали зрительного контакта и давали мало возможностей скрыть свои истинные чувства.

      Извини.

      Забей.

      Элиот отвернулся и выдохнул дым во двор.

      С чего ты взял, что она мне нравится?

      Элиот ухмыльнулся.

      Я глухой, а не слепой, – сказал он.

Визуальный синтаксис и искусство повествования

      Атмосфера в доме в течение нескольких недель после ссоры оставалась очень напряженной и особенно накалилась