Дева и Змей. Наталья Игнатова

время ловят студентов, а не преступников. У меня на них уже, можно сказать, чутье выработалось… Но у вас паспорт русский, имя – немецкое, и легенда никуда не годится, значит, вы настоящий. По делам здесь?

      – В гости.

      Чистые и абсолютно пустые улицы Ауфбе наводили легкую жуть. В дымке тумана дома и деревья казались нереальными, написанными акварелью: что там прячется за резными фасадами, бог весть? И тихо, как в музее.

      – Зачарованный город, – вполголоса подхватила невысказанную мысль Элис, – как в сказках. А у вас здесь, конечно же, живет бабушка.

      – Вообще-то мать, – Курт поморгал, чтобы прогнать наваждение. – Она год как переехала.

      – А… Слушайте, мистер Гюнхельд… то есть, Курт, может быть, вы знаете, кто живет в замке?

      – В развалинах? Конечно, знаю, – вот и церковь, а за ней, на площади, большой дом с красной крышей… ничего себе дом! Целая барская усадьба. – Там никто не живет, но под холмом заточено чудовище – то ли змей, то ли дракон. Сам холм так и называется Змеиный. Здешние жители потому и молятся беспрестанно, что только молитвы удерживают чудище в заточении. Я не шучу, – добавил Курт, когда Элис обиженно нахмурилась, – это местные легенды. А мы приехали. Моя матушка живет в этом доме. Зайдете в гости? Не зря же вы сюда ехали. В городе, насколько я знаю, даже перекусить негде.

      – Это плохо, – серьезно сказала Элис, – я ещё не завтракала, – она поглядела на церковь – из высоких двустворчатых дверей уже выходили нарядные прихожане, взглянула на Курта, улыбнулась: – считайте, что я поймала вас на слове. Зайду непременно, только не сейчас, а после того как поднимусь к замку. Вы меня накормите и отвезете обратно в гостиницу, договорились?

      – Конечно!

      – Вот теперь я верю, что вы русский, – Элис отжала защелку на дверях, – вы не представляете, как куксятся немцы на просьбу угостить хотя бы парой гренков. Всего доброго.

      – До свидания.

      Курт смотрел, как она идет через площадь, через поток прихожан, как провожают ее взглядами все, от стариков до детей. Какая красивая девушка! И какая странная.

      А мать, конечно, была не в церкви – что ей делать в церкви, убежденной атеистке, члену партии с сорок третьего года? Мать, наверное, с ночи высматривала его в окно, а сейчас вот спешила через сад к широким кованым воротам. Курт вышел из машины – помочь, но ворота уже открывал какой-то пожилой дядька.

      – Это Остин, привратник, – сказала мать, предупреждая вопрос, – здесь не держать прислугу считается дурным тоном.

      Без всякого перехода она обняла Курта и расцеловала в обе щеки:

      – Как добрался? Не заплутал? Оставь машину, Остин отгонит ее в гараж. Ну что, как тебе Ауфбе? Да, кстати, что это была за девушка?

      * * *

      Элис сочла Курта симпатичным. Ей всегда нравились такие молодые люди: светловолосые, загорелые, с широкими плечами. Скажите на милость, а кому такие не нравятся? К тому же Курт казался неглупым и не терялся в ее присутствии. Многие терялись: пыжились, делались многословны или, наоборот, косноязычны. Экзотика опять же: он наверняка комсомолец. В России