Дева и Змей. Наталья Игнатова

позволившим мне слишком уж надругаться над одним из красивейших кельтских языков. Наталья Игнатова.

      Я жду рассвета, а рассвет

      Возьмет и не придет:

      Вполне возможно.

      А вдруг мой сказочный рассвет

      Ночной Грифон спугнет

      Неосторожно:

      И те, кто в силе в полдень, те

      Опять мне скажут: «Вечен день»,

      А те, кто в силе в темноте,

      Опять мне скажут: «Вечна тень»:

      И хоть закат горит огнем,

      Хотя враждуют Тьма и Свет,

      Они сойдутся лишь в одном:

      «Рассвета нет! Рассвета – нет!»

      А говорят, что мир не нов,

      А говорят, что я не смел,

      А говорят, что я готов

      Себя поставить под прицел,

      А говорят, что я могу

      Любую чушь в себя вместить,

      А говорят, что я могу,

      Не понимая, победить.

      А говорят, что я крылат,

      Да крылья приросли к скале,

      А говорят, что кур доят

      И я родился на Земле!

      И хоть закат горит огнем,

      Хотя враждуют Тьма и Свет,

      Они сойдутся лишь в одном:

      «Рассвета нет. Рассвета – нет!»

      Вокруг меня и Свет, и Тьма

      Кружатся в жаркой суете,

      Но я-то вижу их обман

      И на свету, и в темноте!

      Я здесь – уже не на войне.

      Я здесь. Мне некуда спешить.

      Я жду рассвета. Просто мне…

      Мне надо с ним поговорить.

      Зима сменяет лето,

      Идет за годом год,

      А я здесь жду рассвета,

      Который: ну! Вот-вот! [Стихи Светланы Покатиловой]

      ГЛАВА I

      ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЛУНЫ

      Это в известном смысле магический день, когда мы можем создать мысленные образы, ментальные формы в сознании, которые потом воплотятся.

      П. Глоба, Т. Глоба «О чем молчит Луна».

      Говорят, что, если кот облизывает губы людей, то они скоро умрут.

      «Сокровища человеческой мудрости» (библиотека Эйтлиайна)

      …Их было много. Но он легко мог уничтожить всех, если бы не слабость, проклятая слабость, которая наступает в час кэйд, на рассвете.

      От окружившей толпы отделился один, широкоплечий и высокий, с красивым лицом. В серых глазах нет ни намека на радость, ни тени победного торжества – лишь страх и немного злости.

      Запах мятной пастилки. Нарочито скучающий голос:

      – Ну что, тварь, прочитаешь мне «Ave» или «Pater noster»?..

      Кто-то осенил крестом, и голову обручем стиснула боль.

      Надо было бежать. Ещё можно было убежать. Не драться, не убивать, не позволить голоду втянуть себя в безнадёжный бой – просто убежать. Растаять в воздухе, растечься облаком тумана, рассыпаться сотнями летучих мышей, пауков, блестящих скарабеев…

      Он остался стоять. Он даже сумел улыбнуться. Он тратил последние силы на то, чтобы толпа вокруг – все, кто собрался здесь, чувствовали ужас. Его ужас. Чувствовали, как свой собственный и боялись отвлечься, отвернуться, даже моргнуть: не приведи Господь, вырвется заклятый враг.

      А машина со смертными уже, наверное, выехала за пределы Ауфбе. И нужно выгадать ещё немного времени, ещё немного. Ещё…

      Небо над острыми крышами стало розовым.

      Эйтлиайн

      …Кажется, я опять кричал во сне.

      Во всяком случае проснулся я от того, что Госпожа Лейбкосунг, запрыгнув в кровать, тыкалась мне в лицо влажным носом и немилосердно щекотала усами. А Госпожа Лейбкосунг не так воспитана, чтобы лезть в чужую постель по пустякам, и позволяет себе подобную фривольность лишь в тех случаях, когда полагает, что возникла острая необходимость в её вмешательстве.

      Убедившись, что я разбужен, она тут же спрыгнула на пол и уселась, громко мурлыча, рядом с ножкой кровати.

      С добрым утром!

      Госпожа Лейбкосунг дожидалась появления моих босых пяток в зоне досягаемости её когтей. Обычная утренняя процедура. Где-то я читал, что кошки после десяти лет становятся ленивыми и не склонными к играм, но лично моя кошка печатным словом пренебрегает, и в свои пятьдесят сохранила котячью живость характера.

      До ванной комнаты мы добирались в припрыжку. Я увертывался от когтей, стараясь не выпрыгнуть при этом из домашних туфель, а Госпожа Лейбкосунг, распушив хвост, преследовала меня до самых дверей. На пороге мы расстались, уговорившись встретиться за завтраком. Всё как обычно, и, наверное, это должно было успокаивать, но я никак не мог вспомнить, что же такое видел во сне.

      При