Жизнь после смерти. Татьяна Кошкина

трав.

      – Танюшк, как здесь хорошо. Давай посидим немного, голова кружится.

      Вася присел на выступающий из земли край большущего корня дуба. И притянул меня к себе. Дуб огромный, раскидистый, одному не обхватить. Ему, наверное, лет сто, если даже корни наружу вылезли. Мы долго сидели под дубом и обсуждали наши планы.

      – Ой, смотри, белка!

      Вася протянул руку, тихонько свистнул, и белка подбежала. Ткнулась мордочкой в руку, а там пусто, и бегом обратно, только пушистый хвост мелькнул.

      – Эх, Вася, Вася! Обманул белочку, она же думала, что у тебя в руке орешки.

      – Да ладно, сейчас в лесу полно еды для них.

      Домой вернулись, когда девчонки уже проснулись. Лидочка хныкала в своей кроватке, а сестра развлекала ее игрушками. Бабушка на кухне варила правнучкам кашу.

      – Кто это у нас разводит сырость? – Вася левой рукой подхватил дочку из кроватки. – Держись за шею, Лидок, вот так, обеими руками. Пойдем на кухню, кашу подождем.

      Лидочка похлопала отца по груди и прижалась к ней губами, пытаясь показать, что хочет материнского молока. Увидев меня, стала выпрыгивать из его рук.

      – Нет, нет, молока тебе не хватит, ты большая уже. Сначала кашу.

      Лида набычилась и собралась плакать.

      – А будешь плакать, молока не дам, капризы мне не нужны. Понятно?

      До чего ребенок хитромудрый. Тут же успокоилась, закивала головой, стала строить мне рожицы. Щурила глазки, улыбалась и лопотала что-то на своем языке. Вася изумленно смотрел на нее, он ведь все время был на работе и не мог видеть, как ребенок выпрашивает молоко у матери.

      Через неделю мы сняли Васины старые бинты и сделали перевязку новыми. Раны зарубцевались. Шрамы были очень страшные, грубые, синюшные. Мужу я не разрешила смотреть на руку, чтобы не напугать его. Сказала, что все хорошо. Он облегченно вздохнул. На прием хотел пойти один, но я пошла с ним. Через дверь кабинета я слышала, как доктор громко и долго ругал Васю за нарушение режима, что вовремя не явился на перевязку. Опять пугал, что отнимут палец. Вася тихим голосом пытался оправдываться, что-то бурчал ему в ответ. Потом доктор ненадолго замолчал, видимо, снял повязки, да как воскликнет удивленно:

      – Вот так номер, вот это результат! Парень, чем ты раны лечил? Давай рассказывай свой секрет! Я двадцать лет работаю, в моей практике такое впервые.

      – Не могу. Я слово дал.

      – Ладно, понял. Прощу я тебе твою неявку. Больничный лист продлю еще на неделю. Потом придешь за справкой на легкий труд. Палец еще долго будет восстанавливаться. Работать на основной работе не разрешу.

      – Да я все равно увольняться собираюсь, возьму отпуск с последующим увольнением. На Север уезжаю. Меня тесть пока к себе в колонну трактористом берет. А там посмотрим.

      – Ну, я рад за тебя. Давай лечись, через неделю жду на прием.

      Вася вышел из кабинета, смахивая пот со лба, так переволновался.

      – Фу-х! Упрел я в этом кабинете. Сколько «хорошего» о себе услышал. Какой