Ведьмин рассвет. Карина Демина

пожал плечами.

      – Мало ли…

      Мало ли.

      Много ли.

      – А зачем им историк? – я решаю сменить тему.

      – Я консультирую… так уж вышло, что талант у меня все же обнаружился, – Лют, кажется, выдохнул и с облегчением. Неужели и вправду полагал, что я гордо прикажу остановиться и выйду из машины, чтобы не терпеть рядом с собой такого… какого?

      Отложившего свои дела по-за сомнительной поездки на край мира? Ладно, в соседнюю область. Но эта поездка ему лично не нужна.

      А дела у него наверняка есть.

      И…

      И вообще.

      – И какой?

      – Выяснилось, что я неплохо слышу старые артефакты. Более того, умею находить с ними общий язык. Я еще в университете работы писал по исторической артефакторике. Период, правда, брал узкий… но читал много. Интересная тема, на самом-то деле. С нею мне и помогли… книги там, рукописи… еще вот… Особый отдел – сложная структура. И я работаю в той его части, которая опасным наследием занимается. Скажем так. Не свечами на бабкином чердаке, но… чем-то посерьезней. Посложнее…

      Да и со свечами тут, как выяснилось, многое наворотить можно. Что уж говорить о том, что посерьезней.

      И выходит, что моим делом… то есть, делом Розалии, они заняться должны?

      – На самом деле такие вот штуки – редкость несказанная. Так что нам повезло… не повезло тогда. Просто не повезло.

      И княжич получил орден с предложением. А тот, другой, уютную палату в психиатрической лечебнице.

      Да уж…

      Я хотела что-то сказать. Честно. Но… ничего не сказала.

      А потом мы приехали.

      И я увидела дом.

      Глава 2

      Старый забор накренился, а в одном месте и вовсе лег, придавив сочные жирные стебли крапивы. Та, изогнувшись, поднялась меж штакетин, растопырила колючие ладони, словно предупреждая, что гостям тут не рады.

      Но дом еще стоял.

      И дорожка.

      Помню эти плоские камни, врытые в землю. В дождь они блестели, и я порой сама лила воду, чтобы увидеть этот блеск. Желтый. Красный. В том, черном, будто серебряная пыль проступает. И я присаживаюсь, касаясь её.

      У самого дома зеленой стеной поднимается сныть. Над нею, покачиваясь под собственной тяжестью, возвышаются огромные шары пионов. Надо же… и его помню. Как мешали в ведре куриный навоз и лили под корни, подкармливая. И мне еще обидно было, как это, пион ест такую гадость?

      А мама смеялась.

      Вот… вот лицо её, сколь ни пытаюсь, вспомнить не получается, а смех и сейчас как наяву.

      Я протянула руку. И не коснулась.

      Оглянулась.

      Машину княжич отогнал чуть в сторону. И сам в ней остался. Спасибо. Он… хороший. Очень. Слишком даже. И пельмени лепит вкусные. И…

      Выбрось из головы, Ласточкина.

      Вы не пара.

      И близко.

      Шаг.

      Старая дверь. Замок… я словно во сне наклоняюсь. Порог сложен из тех же крупных гладких камней, что и дорожка, но один – с секретом. И ключ нашелся. Старый, покрытый черной пленкой то ли земли, то ли плесени, но… пальцы стирают её.

      А