Казнить нельзя помиловать. Николай Николаевич Наседкин

она, медленно поворачивая свою «Гласность», как призывный сигнал, в разные стороны, высматривала Фирсова в толпе.

      И вот он появился! Юля мгновенно вспыхнула, щёчки её заалели, и она приподнялась на цыпочки, чтобы любимый быстрее её заметил. Но он и так уже, она видела, стремился прямо к ней.

      Вдруг он резко остановился уже перед самым крыльцом и повернулся на оклик. К нему подошёл мужчина в шляпе и тоже в галстуке, пожал руку.

      Валентин Васильевич бросил на неё предупреждающий взгляд, но Юля и сама понимала, что не надо пока его «узнавать». До неё донеслись обрывки разговора.

      – Вы не в курсе?.. Совсем плох…

      – Когда?..

      – Сознание теряет…

      Юля видела, как взволновался-встревожился Валентин Васильевич. Он даже, забыв о ней, повернулся и пошёл было с мужчиной, но потом спохватился…

      – Что случилось? – спросила Юля, едва они поздоровались.

      – Да тут неприятный момент возник. Товарищ мой по рыбалке – помнишь, я рассказывал, Крючков из Будённовска? – в тяжёлом состоянии в больнице. Вот чёр-р-рт! Совсем, ну совсем мне это не надо! Придётся сегодня съездить к нему… Впрочем, хватит о плохом. Пойдём скорей к машине – должен же я наконец тебя поцеловать!

      Валентин Васильевич стрельнул взглядом по сторонам и, подхватив вещи Юлии, размашисто зашагал к стоянке, к самому пустынному её уголку возле бетонного забора, где оставил свою «Ладушку». Он запихал вещи в багажник, посадил Юлю на переднее сиденье, уселся сам, жадно обхватив её за плечи.

      – Ну вот, теперь по-настоящему – здравствуй!

      Юля сама подалась ему навстречу, подставила полуоткрытый рот. От поцелуя голова её закружилась, она почувствовала, как его сильная ищущая рука нашла её грудь, прикрытую лишь тонкой маечкой, и начала ласкать, тревожить, томить. Юля сама не ожидала, что блаженство встречи будет таким острым. «Как я счастлива!» – сверкнуло в её голове. Юля через силу отстранилась от его рук и губ, глубоко вздохнула, поправила разметавшийся хвост волос.

      – Не надо, Валентин, ещё не вечер, – она ласково засмеялась. – Да и можно разве целоваться с женщиной, которая провела ночь в поезде? Фу! У нас же вся жизнь впереди…

      Жить им обоим оставалось чуть больше девяти часов.

* * *

      Мать с отцом родили, а Бог создал Юлю Куприкову для любви и счастья.

      Ещё в раннем детстве было заметно, что со временем она станет весьма и весьма привлекательной. И точно, уже к 14–15 годам природа практически закончила её портрет. У неё оказалась хрупкая девичья в талии фигурка, но грудь её туго натягивала кофточку, волнуя мужские взгляды, и бёдра тоже выглядели взрослыми, сформировавшимися. Она даже стеснялась своих бёдер и никогда не носила мини-юбки. Волосы, каштановые, с рыжеватым отливом, Юля распускала мягкими волнами по плечам или собирала в пышный хвост, и эти простые причёски очень шли к её тонкому бледному лицу со светло-карими глазами, чуть вздёрнутым носиком и нечётко очерченными детскими губами. На горле, под самым подбородком у неё темнела