Запретная любовь (сборник). Дмитрий Емец

Зина и Половинкин уходили «пройтиться». Нюта читала у себя в конурке под светом тусклой хозяйской лампочки. Герман сидел во дворе и штудировал научные книги.

      И никакого дела друг до друга им не было – это было так очевидно, что никто из них не старался произвести хоть какое-то впечатление на другого.

      Ночью Зина жарко шептала, что Половинкин «почти готов», дело продвигается, и они уже целовались.

      – После этого он обязан жениться, – смеялась Нюта, – а твое дело его в этом убедить!

      Каникулы пролетели быстро, и вот они снова в поезде, а поезд идет в Москву. Нюта смотрела в окно и думала о том, как бесполезно пролетает ее жизнь – вот так же, как придорожные полустанки, как села с пышными палисадниками, как бабы, стоящие вдоль полотна и машущие проходящему поезду.

      Она опять загрустила и поняла, что любовь никуда из сердца не делась, и никуда не делась печаль, и боль осталась – такая же щемящая, все еще сильная…

      Она легла на полку, отвернулась к стене и заплакала.

      Зина и Половинкин, обнявшись, стояли в коридоре и о чем-то шептались.

      А Герман подошел к Нюте и погладил ее по волосам.

      – Все будет хорошо, – шепнул он, – я тебе обещаю.

      А она – от этого внимания, понимания и человеческой, внимательной нежности – расплакалась пуще прежнего.

      Он вышел в коридор и прикрыл за собой дверь купе. Она была ему за это благодарна и подумала, что он хороший человек и прекрасный друг.

      Встреча с родителями и запах маминых пирогов и родного дома – в эту минуту она ощутила такую радость и такое счастье, что долго не могла наговориться и все целовала мать и обнимала отца.

      Вечером к ней зашла мать и, погладив ее по голове, тихо спросила:

      – Ну, что? Отпустило?

      Она дернулась под ее рукой и резко и сухо спросила:

      – Что именно? Что ты имеешь в виду?

      Мать растерялась и смущенно пролепетала:

      – То, что тебя мучило…

      – А человека всегда что-то мучает! – дерзко и с вызовом ответила Нюта. – Например, совесть. Или обида. Или чувство вины!

      – Ну, тебе как-то… Еще рановато… – вздохнула мать. – Особенно про вину и обиду…

      Нюта не ответила и отвернулась к стене. Мать вышла из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь.

      И опять нахлынула такая тоска, снова затопила сердце, окатила горячей волной, сдавила горло.

      Ни на один день она не переставала думать о нем. Только с каждым днем его лицо становилось все более расплывчатым, словно немного размытым, нечетким, как детская переводная картинка.

      И голос его она почти забыла – вернее, помнила так отдаленно, так приглушенно, словно издалека. А запах табака и «Шипра» остался ярким, почти назойливым. И она тут же улавливала его у прохожих мужчин и останавливалась, оборачивалась им вслед.

      Свадьбу Зины и Половинкина назначили на осень последнего