Ленин жЫв. Ярослав Питерский

хмыкнул и невольно покосился на расхляснувшийся на груди докторши халат. Глубокое декольте, три верхних пуговицы блузки не застёгнуты…

      Кирилл зажмурился и сжал ноги:

      – Приходите. И если хотите установить со мной нормальный контакт, то принесите мне спиртного! Выпить, мать вашу, принесите мне! И пожрать, ну икры там красной, бутерброды и мяса, нормального жареного мяса! Я жрать хочу! Но не ваши пресные каши!

      Светлана рассмеялась и опять заботливо укрыла Кирилла простынёй.

      Женщина встала и, вздохнув, ласково сказала:

      – Хорошо, я принесу. Обязательно принесу всё, что вы попросили. И совсем скоро принесу. А вы, в свою очередь, успокойтесь и подумайте над моим предложением. Я приду, принесу, а Вы спросите меня всё, что хотите.

      Светлана повернулась и зашагала к двери. Кирилл непроизвольно покосился на её фигуру. Особенно Лучинский успел рассмотреть её талию, овальные и такие обворожительные ягодицы, обтянутые халатом. Лучинский зажмурил глаза и, откинувшись на подушку, застонал.

      Ему почему-то сейчас хотелось думать именно о близости с женщиной. Где-то на втором плане сознания маячила мысль о его печальном положении, но вот главная навязчивая, как огромная вспышка, всё же была мысль о женщине. Просто о женщине как о самке.

      «Мать твою. Я как маньяк-извращенец! Думаю о бабах! Мне что, думать больше не о чем? Мне что, это главное?! В кого я превращаюсь? В самца? В кобеля? А может быть, этот чёртов препарат из меня просто животное сделает?! Уже сделал?! С инстинктами и всё!» – с болью в сердце подумал он.

      Кирилл, тяжело дыша, покосился на прибор, что стоял рядом с кроватью. Какие-то красные и синие мигающие лампочки, словно издеваясь, попискивая, мерцали всполохами огней клубной цветомузыки.

      Это дурацкое одиночество, страшное и какое-то обречённое. Он обречён. Его больше нет. Нет и никогда больше не будет. Все те люди, которые его окружали, они уже давно умерли. Он один! Зачем, зачем ему эта жизнь? Зачем это всё? Эти страдания и мучения?

      Кириллу захотелось заплакать. Он вновь замычал, как раненный лось, и закрыл лицо подушкой.

      Слабый звук, щелчок и какое-то движение заставили его вздрогнуть. Кирилл отбросил подушку. Перед ним стояла девушка – Елизавета Палкина. Та самая, которая сказала ему печальную новость. Печальную правду… его положения.

      Он напрягся, посмотрел ей в лицо. Она почему-то грустно улыбнулась и склонилась над ним. Он почувствовал запах её духов. Это был какой-то тонкий, ненавязчивый аромат не то ландыша, не то какого-то цветка. Кирилл вздохнул и втянул ноздрями её запах. Её волосы пахли чем-то знакомым. Ему вдруг стало на мгновение легче. Она не такая, как та гречанка. Не такая. Она как будто естественная в отличие от всего окружающего его.

      Лиза едва слышно шепнула на ухо Лучинскому:

      – Вы можете встать, мне нужно кое-что Вам сказать.

      Кирилл с готовностью подался