Призрачные поезда. Елена Колядина

на театральной декорации – пространство без выхода, переход в никуда, изображённый не совсем правильно и нарочито упрощённо, чтобы лишний раз подчеркнуть условности сцены.

      Василий дотронулся до медного яблока дверной ручки. Хотя сам я не был крохотулей, пришлось приподняться на цыпочках, заглядывая за его плечо, – ну да, Фимочка, ты ведь так упиваешься своим высоченным ростом, ты даже в вагонетке метро испытываешь злобную радость из-за того, что выше – да, выше всех, ну почти-почти всех – выше всех мужчин этого города, – и я успокаивал себя, что, конечно, ботинки – неотъемлемая деталь доспехов Шибанова – изрядно увеличивают вышину казака.

      Он осторожно повернул ручку. Так иногда, пытаясь оборвать запретный плод, вращают и закручивают висящее на ветке яблоко, пока не перетирается черенок.

      Беззвучно дверь подалась. Открывается к нам, вовнутрь.

      На дощатый пол сошла ниточка света, из которой выткался огненно-алый ковёр. Лучи проникали в полутёмную комнату, и казалось, можно взять аккорд на их пыльных струнах.

      1-й Сыромятнический плескался у наших ног. Дверь обрывалась на улицу. Ни балкончика, ни карниза, ни самого хлипкого заграждения. Четырёхэтажная пропасть начиналась уже за порогом.

      – Теперь куда? – Шибанов почти жалобно.

      – Теперь туда. Как и в прошлый раз, – подбодрил генерал.

      Я отметил, что противоположная сторона двери по цвету неотличима от наружных стен дома.

      Взглянул вдаль. Силуэт города изменился – поредел, опустел после бомбардировок.

      Шибанов набрал в грудь воздуху. Раньше, нежели я звуком или действием успел среагировать, он, держась прямо, как на занятии строевой подготовкой, шагнул за порог, туда, в улицу, в тринадцать метров, отделявших четвёртый этаж от серости тротуара.

      Хорошо помню чувство ненатуральности всей этой сцены, охватившее меня тогда. Я встал над обрывом, держась за брус косяка. Его толщина не превышала толщину двери – сантиметра четыре – и такую же толщину имела и вся стена. Но не может быть, чтоб стена – несущая конструкция дома, – имела, в самом деле, столь малую толщину! Не картонная же эта стена, в самом деле!

      Я заглянул вниз. На панель было брошено тело Шибанова, и какая-то пелена (как из-за перегретого воздуха, или соринка в глазах) препятствовала разглядеть, как именно оно было брошено. Мимолётные люди проходили мимо него, словно бы это было бревно или куча земли, вываленная при перекладке труб. Я склонялся над громадным аквариумом, в котором бесшумно мельтешили разнообразные водяные козявки.

      Насколько припоминаю, между слоями доспехов заключался пористый материал, нечто вроде губки, заполненной особою жидкостью, а правильнее говоря – гелем, который при попадании пули мгновенно превращался в сверхтвёрдое вещество, а после снятия внешнего энергетического давления вновь разжижался, – но вряд ли бронекостюм защитил казака.

      Незаметно