Тайна Пророка Моисея. Виталий Матвеевич Конеев

меня, мимо Геннадия Петровча, остановился, постоял неподвижно секунды две и рухнул лицом на пол.

      – Чо это с ним? – удивлённо спросила Евлампия.

      – Это "прикид". – смеясь, ответил Нюшка. – Поэты любят морды разбивать о свои стихи. Хлебом не корми.

      Геннадий Петрович вынул из кармана лист бумаги и сказал:

      – Здесь я график дежурства составил. С понедельника мыть сортир по алфавиту будет Акулов.

      И он посмотрел на Нюшку.

      – Ты! Ты чо, е…твою в рот мать! – вскрикнул Нюшка.

      Жильцы квартиры тотчас поддержали возмущение Нюшки:

      – Профессор, неприлично ты ведёшь себя.

      – Он спятил.

      – Ему пора на психу.

      Две девки Поэта, уже забыв о нём, который по – прежнему лежал на полу, тыча пальцами в сторону Геннадия Петровича, начали принуждённо смеяться, хлопая себя по бёдрам, нарочито высоко взмахивая руками.

      Поэт задёргался на полу и медленно встал на ноги.

      Напротив нас, по другую сторону плиты, остановился по пояс голый мускулистый жилец лет тридцати пяти и начал внимательно смотреть на меня, щерясь. На его теле не было татуировок, значит, он просто хвастал своей мускулатурой или запугивал ею жильцов.

      – Ты кто? – спросил он меня властным голосом, и так как я молчал, он ткнул себя пальцев в грудь. – Я Грозный. Человек чести. – И он выставил в мою сторону кулак, на фалангах которого была татуировка "Граф". – А ты не разговорчивый. Не уважаешь нас. Я ведь могу заставить тебя говорить…

      – Я била Грозного, как хотела! – крикнула Епифания – Лахудра.

      – Да, – откликнулся Нюшка. – После того, как он изнасиловал тебя и заставил заниматься проституцией.

      – Но, но, не ври, – с угрозой в голосе сказал Грозный.

      – Да хули мне врать – то?! – вскрикнул Нюшка. – Иль ты скрываешь, что тебя из органов пнули за торговлю наркотой? Ты же сам хвастался, что всех задержанных бабёнок трахал! Склонял к проституции. А сейчас он держиморда в магазине. Ловит воровок и трахает в подсобке.

      Лицо и мускулистая шея Грозного покраснели от бурногог прилива крови. Он был в ярости, но не от слов Нюшки, а потому что я узнал его правду. Это была "классика"жизни людей, таких, как в этой квартире. Они друг друга "поддевали"("дружески подначивали") матами, высмеивали, предавали. Но очень "тонко"реагировали на иронию в свой адрес от людей с высоким интеллектом, которых они люто ненавидели. Но "ставили"себя перед ними "благородными"– "графьями", "князьями".

      Грозный хотел "поставить"себя передо мной благородным аристократом. Но Нюшка оборвал его высокий промысел. И Грозный, ничуть не обидевшись на Нюшку, люто возненавидел меня.

      – Хватит выступать! – напомнил всем о себе Поэт. – Я здесь король.

      – Да, с моего разрешения, – властно сказал Нюшка.

      Вода закипела, и мы, сняв чайники с плиты, вышли в коридор.

      Нас догнал Грозный.

      – А, ну, стой! – рявкнул он за нашими спинами.

      Но так как ни я, ни Геннадий Петрович, не остановились, то Грозный пробежал вперёд и повернулся к нам лицом.

      – Ты чо тянешь? –