Тёмные воды. Зимний апокалипсис. Алексей Черкасов

живая душа. А у меня внутри всё ликовало. Начали долбиться в дверь – не прокатило, полезли в окна – та же история. Наконец, эти тупицы добрались до единственного открытого окошка, разбили его и полезли, как тараканы. И началась веселуха – они лезут, а я стреляю, они лезут, я стреляю. Со страха они ничегошеньки не соображали и пёрли дуро́м, а я стоял и постреливал. И вот уже валяются семь трупаков на улице перед домом. А где же восьмой? Живых оставлять нельзя!

      Я медленно и тихо обошёл горящий дом через соседский двор. Я крался на кошачьих лапках, прячась за сараями, и моя предусмотрительность была вознаграждена – вот метнулась тень мимо дома. Ах, хитрец, каким-то образом выбрался во двор. От меня не уйдёшь, черноротый! Одиночными в сторону бегущего.

      – Стоять!

      Замерла фигура.

      – На землю рожей вниз!

      Упал. Я подошёл поближе.

      – А ну рожу поверни! О как! Толян, ты как же выбрался?

      Забубнил что-то Толян, а со страху-то штаны намокли.

      – Вставай, рассказывай. Но смотри у меня – дёрнешься, всажу весь магаз.

      Толян медленно поднялся, рожа перекошена от страха.

      – Я на чердаке спал, Коль… как дымом запахло, я в окошко и выпрыгнул.

      – А чего это тебя на чердак понесло? – удивился я.

      – Да вонючие все в дому-то. Не мылись уже почти месяц. Я всегда на чердак ухожу, чтобы не нюхать.

      – Хм… а я и не замечал… ну давай, говори – будешь служить мне или тебя прямо сейчас пристрелить?

      – Буду, буду, – закивал напуганный Толян. – Ты же знаешь, я всегда за тебя. А ты-то как выбрался, Колюха?

      – А я заранее, – сказал я.

      – Как заранее? Ты знал, что загорится?

      Я заржал.

      – Ну и дурак же ты, Толян.

      Тот сообразил, наконец. Затравленно на меня взглянул и голову опустил.

      – Я за тебя, Колюх, я за тебя, ты же знаешь.

      Дом тем временем полыхал вовсю, и обречена была, похоже, вся улица.

      – Пошли, Толян, искать другое место, сказал я. – Пожарные не приедут.

      Мы пошли забрать автоматы, но Толяну я не доверял, так что снял магазины и забрал себе. Потом погрузились в микроавтобус, Толян за руль, я сзади.

      – Куда поедем, командир? – спросил Толян.

      Я знал, куда надо ехать.

      В сотне километров отсюда была колония в Платоновке, где отбывал срок мой папаша. Мамаша тоже где-то сидела, но я даже не знал, где. Их обоих посадили шесть лет назад за убийство и грабёж. Не свезло. Я тогда уже служил и папы-мамин криминал стоил мне карьеры. Мамаша-то, может быть, уже и вышла. Если бы не они, сейчас сержантом был бы я, а не Витя-комсомолец.

      И мы рванули к папаше. Я был уверен, что колония уже разбежалась по деревням, а мне нужны были не нюни, писающиеся от вида каждой дохлой девки, а лихие ребята, с которыми можно делать большие дела. Я собирался создать лагерь, согнать туда народ, который сейчас удирал на юга, и заставить их всех меня обслуживать. Именно сейчас, когда государство рушилось, был прекрасный шанс обеспечить себе светлое будущее, и этот шанс я упускать не хотел.

      Доехали