Ракетное утро России. Анатолий Матвиенко

что совершили мои предки. За разгон польского восстания. За позорный провал Крымской компании, хоть меня на свете не было. А вы? Сколько убиенных, но некого даже попрекнуть! Эсеров и эсдеков корниловцы вырезали всю верхушку. Подчистую! Ставили к стенке без суда и следствия. Как и деятелей с национальных окраин. Малороссия умылась слезами… Вам мало? Палачи пребывают или на своих постах, или на почётном пенсионе!

      Он перевёл дыхание, тяжёлое, как звук кузнечных мехов.

      – Не буду отрицать – во многом с вами трудно не согласиться. Но республика зиждется на новомодной политический теории – власть от народа. Каждое следующее правительство представляет всё тот же народ, оттого обязано преемствовать действия предыдущего.

      – Новомодной? – развеселился Романов. – Шутить изволите, генерал. В Европе сей теории более ста лет. И что мы видим? Фикция одна. Выборы выборами, а правят одноразовые политики, лишь прикрываясь народным мнением и народными же чаяниями.

      – Стало быть, вы, отрёкшийся, мечтаете о возврате российского престола? Если не себе, то кому-то из Романовых?

      – Генерал, вы же не глупый человек… Прекрасно понимаете, что я подписал отречение практически с «Наганом» у виска и совсем не тот текст, что обнародовали фигляры с карандашной подделкой моей подписи. Но вы угадали в одном – моей семье слишком тяжко под шапкой Мономаха.

      Кельчевский откинулся в кресле.

      – Вы по-прежнему считаетесь главой семьи, коей Богом даровано править Россией.

      Экс-государь только руками развёл – не от него зависела воля божья, когда был помазан на царствие Михаил Романов.

      – Нам, Николай Александрович, необходимо ваше отречение от прав и претензий на престол всего рода Романовых. Публичное, в храме.

      – Вот как? Чья-то совершенно дикая идея… В истории не припомню ничего подобного.

      – Значит, историю делаем мы.

      – Это не составит труда, но что будет с моими родными, с семьями великих князей?

      – Вечная высылка. Вас – тоже.

      Романов медленно приподнялся со стула и шагнул к окну на Дворцовую площадь. С ней столько связано…

      – Известно ли вам, Анатолий Киприанович, что со мной уже год никто не разговаривал о политике? Даже охрана. Учтивые, не скажу дурного, но в спину летело – злодей! Теперь вы предлагаете перечеркнуть прошлое не только собственное, но и всего рода?

      – Так точно, Николай Александрович. Альтернатива мне претит, но, боюсь, иного выхода не сыщется.

      Свергнутый монарх молчал около минуты, уткнувшись взором в окна дворца. Министр не торопил. Наконец, прозвучал приговор – себе и всем своим близким.

      – Что же, готовьте лицедейство. Романовы – больше не августейшая семья, разве что благодаря родству с другими дворами. Sic transit gloria mundi.

      Так проходит мирская слава…

      Он отвернулся от окна. Теперь Зимний дворец, всё, что здесь обретено и утеряно, не имеет к нему отношения.

      Выполнив