Как писать прозу. Полная версия. Владимир Кочнев

кармане было несколько мятых купюр – по виду они мало отличались от памятных мне радужных думских сотен, но были значительно меньше по размеру. Еще на вокзале я выяснил, что хватит этого на один обед в недорогом ресторане. Довольно долго я сидел на лавке, размышляя, как быть. Уже начинало темнеть, и на крышах знакомых домов (их было довольно много вокруг) зажигались огромные

      электрические надписи на каком-то диком воляпюке – «SAMSUNG», «OCA-CO A»,

      «OLBI». В этом городе мне совершенно некуда было идти; я чувствовал себя персом,

      по непонятной причине прибежавшим из Марафона в Афины.

      – А знаете ли вы, милостивый государь, что это такое, когда некуда больше идти?

      – тихо пробормотал я, глядя на горящие в небе слова, и засмеялся, вспомнив женщину-Мармеладова из «Музыкальной Табакерки».

      И вдруг мне стало совершенно ясно, что делать дальше.

      Встав со скамейки, я перешел дорогу, остановился на краю тротуара и поднял руку, чтобы остановить какое-нибудь авто. Почти сразу же возле меня затормозила дребезжащая машина каплеобразной формы, вся забрызганная снежной грязью. За ее рулем сидел бородатый господин, чем-то напомнивший мне графа Толстого – вот только борода у него была немного куцей.

      – Вам куда? – спросил господин.

      – Знаете, – сказал я, – я не помню точного адреса, но мне нужно место, которое называется «Музыкальная табакерка». Кафе. Где-то тут неподалеку – вниз по бульвару

      и налево. Недалеко от Никитских Ворот.

      – Что, на Герцена?

      Я пожал плечами.

      – Не слышал про такое кафе, – сказал бородатый господин. – Наверно, недавно

      открылось?

      – Почему, – сказал я, – довольно давно.

      – Десять тысяч, – сказал господин. – Деньги вперед.

      Открыв дверь, я сел на сиденье рядом с ним. Машина тронулась с места. Я украдкой поглядел на него. На нем был странного вида пиджак, покроем напоминавший

      военный френч вроде тех, что любило носить большевистское начальство, но сшитый

      из какого-то либерального клетчатого сукна. (пиджак конца двадцатого века)

      – У вас хороший автомобиль, – сказал я.

      Ему явно польстили мои слова.

      – Сейчас уже старый, – ответил он, – а после войны лучше «Победы» машины в мире не было.

      – После войны? – переспросил я.

      – Ну, конечно, не все время после войны, – сказал он, – но лет пять точно. А сей-

      час развалили все к гребаной матери. Поэтому коммунисты к власти и пришли.

      – Только не надо о политике, – сказал я, – я в ней абсолютно не смыслю и все время путаюсь.

      ……. <>

      Я потянул на себя дверь. За ней открылся короткий коридор, увешанный тяжелыми шубами и пальто; в его конце была неожиданно грубая стальная дверь. Навстречу

      мне поднялся с табурета похожий на преступника человек в канареечном пиджаке с

      золотыми