Саблями крещенные. Богдан Сушинский

не спеша, старательно складывая одежду на приставленном для этого случая стуле, разделся и, ничуть не смущаясь откровенно любопытстного, сугубо женского взгляда, погрузился в ванну напротив графини. Клавдия явно не была в восторге от телосложения этого карлика, однако сам он вел себя так, словно каждым движением своим спрашивал: «Ты именно это хотела увидеть?! Ты хотела именно этого? Так вот он я, любуйся!»

      Какое-то время они так и сидели: молча, неподвижно. Растерянные и смущенные, словно впервые увидевшие друг друга голышом дети.

      Появилась Эльжбетта, и также молча, стараясь смотреть куда-то в сторону, подлила им полведра горячей воды.

      – Так на что же вы решились, сидя в воде рядом с оголенной француженкой: заниматься любовью, исповедоваться или просто, самым банальным образом, намерены омывать телеса свои бренные?

      – Если позволите, я хотел бы заняться неистовой любовью во время священного омовения. В вашей купели это позволительно?

      – Смущает слово «неистовой».

      – Заложенной в нем яростью?

      – Заложенной в нем самонадеянностью.

      – Считайте, что словесный поединок – за вами, – ничуть не смутился Коронный Карлик. Он уже сумел совладать с минутной робостью. – Но только словесный.

      – Не скажу, чтобы присутствие мужчины сделало принятие ванны менее блаженственным, – тоже опомнилась и теперь уже откровенно флиртовала д’Оранж. – Поэтому не будем терять время.

      Вода оказалась достаточно прозрачной, чтобы Коронный Карлик мог видеть ее полупогруженную нижнюю часть груди, матово-белые бедра, сжатые, полусогнутые ноги.

      Тело этой дородной красавицы показалось ему слишком крупным, и не то чтобы недоступным, а скорее неподвластным ему. Но от этого еще более заманчивым.

      От графини не скрылось, что Коронный Карлик опять немного стушевался. И, не зная, как поступить в этой ситуации, пребывает в растерянности.

      – Значит, вы против того, чтобы начинать с любовных игр? Предпочитаете исповедь? – Теперь уже пришла очередь графини откровенно поиздеваться над ним. О Коронном Карлике она до сих пор почему-то ничего не слышала. Это придавало ей нагловатой храбрости.

      – Предпочитаю игры. Я всегда предпочитаю их любому другому занятию.

      – Что-то я не слышала о вас. А ведь об азартных любовниках Варшава наслышана достаточно хорошо.

      – О «любовном» Коронном Карлике столице еще только предстоит услышать, – скромно предсказал тайный советник. – Признаюсь, что для меня самого это совершенно новое занятие. В с?илу ряда не совсем понятных мне причин. По тем же причинам я чувствую себя не совсем уверенно и в вашей купели.

      – Что вас смущает? Моя поза? Моя раскованность или же, наоборот, сдержанность? Здесь слишком светло и нужно зашторить окна?

      – Все вместе. Но, прежде всего, меня смущает оказанная мне честь. Ведь, насколько я понимаю, до сих пор в этой ванне вместе с вами позволительно было нежиться только одному человеку. – Он выдержал паузу, достаточную для того, чтобы придать своему откровению достаточный