Кулак обезьяны. Галина Куликова

такого ужасного, по-вашему, с ней могло случиться?

      – Ее могли убить, – выпалила гостья и заплакала.

* * *

      Войдя в светлую, чистенькую палату, Бублейников с облегчением вздохнул. По дороге он долго сомневался – покупать ему цветы или не стоит. С одной стороны, вроде бы надо – все-таки ехал к женщине, с которой, если повезет, придется довольно долго работать. Но с другой… Если она лежит пластом на больничной койке, похожая на желтую высохшую мумию с провалившимся ртом и блуждающим безумным взглядом, то положенный к изголовью букет может показаться символом не встречи, а последнего прощания.

      Однако Ольга Святославовна Дымова, вопреки опасениям, произвела на него благоприятное впечатление.

      И очень сильное! Конечно, сейчас ее лицо покрывали сотни морщин, но с первого же взгляда становилось понятно, до чего красивой она была в молодости. А какой рисунок губ и разлет бровей! Конечно, губы выцвели, а брови стали тонюсенькими, но сила, вложенная в ее внешность природой, никуда не делась.

      Дымова сидела у окна в специальном кресле и читала толстый глянцевый журнал, чудом удерживая очки на кончике острого носа. Рядом находился столик, накрытый к чаю. Старушенция подняла голову и широко улыбнулась, продемонстрировав качественную работу своего протезиста.

      – Проходите, проходите, очень рада, – произнесла она звучным низким голосом. – Мне Наденька передала, что она с вами разговаривала. Да еще из издательства звонили. Присаживайтесь.

      Она указала рукой на стоящий тут же мягкий стул. Рука была высохшей и казалась слабой, но ничуточки не тряслась.

      – Молодой человек, – напомнил о своем присутствии лечащий врач, – помните, о чем мы с вами договаривались.

      – Да, пожалуйста, – эхом подхватила суровая Надежда Валерьевна, племянница. – Будьте пунктуальны, пожалуйста.

      На вид племяннице давно перевалило за шестьдесят, у нее было зеленоватого цвета недоброе лицо, а на голове красовался пук седых волос с воткнутой в него длинной деревянной шпилькой.

      – Доктор, не волнуйтесь, можете спокойно заниматься другими пациентами. И ты, Надюша, сходи, прогуляйся, пока мы с юношей делом будем заниматься.

      Формулировки были мягкими, но в голосе бабушки звучали властные нотки. Чувствовалось, что большую часть прожитых девяносто пяти лет эта женщина командовала людьми и принимала ответственные решения. Лечащий врач и Надежда Валерьевна безропотно подчинились и, не сказав более ни слова, вышли из палаты. Бублейникову, правда, показалось, что на лицах у них застыло плохо скрытое раздражение. Впрочем, он мог и ошибиться.

      – Итак, – заговорила Дымова после того, как дверь за доктором и племянницей закрылась. – Как вас зовут?

      И уставилась на гостя живыми и пронзительными черными глазами.

      – Леонид, – представился Бублейников. – Можно без отчества.

      – Конечно, – ласково сказала Дымова. – Какое счастье, когда человек может запросто сказать – без отчества. Я вот, к сожалению, не могу предложить назвать себя