На далеких окраинах. Погоня за наживой. Николай Николаевич Каразин

Казак силился подняться, но не мог.

      Трое казаков тащили волоком какую-то фигуру с гладко обритым, сверкавшим на солнце черепом, красный халат на этой фигуре висел клочьями. Фигура эта усиленно барахталась.

      – Вяжи его, подлеца, вяжи! – кричал урядник.

      – Идите сюда! – кричал из кустов Хмуров.

      – Братцы, один никак убег? – слышен был чей-то сиплый голос. – Вот он, вот он. Насядь на него… Гляди, осторожней, – может, пырнет…

      Восемь лошадей, принадлежавших барантачам, усталых, худых до того, что можно было ощупать все кости, были переловлены и сбиты в кучу. В кустах мелькали кое-где казачьи рубахи, по временам слышались выстрелы.

      Это весьма напоминало охоту. Да разве это и не была охота на самом деле?

      На дорогу выбрался Хмуров. Он был весь в крови и без шапки. Он поправлял пальцами волоса, спутанные ветром, и размазывал по лицу кровавые узоры. Впрочем, это была не его кровь. Правда, его стукнули прикладом по голове, удар, который сбил с него шапку, удар, от которого раскололся приклад и отлетел в сторону… Легкие приклады азиатских ружей чрезвычайно непрочны…

      – Лошадей сколько? – спросил он урядника.

      – Восемь. Больше не было.

      – А там семерых уложили, один удрал-таки!

      – Живьем одного поймали, ваше скуловородие! – отрапортовал урядник.

      – А, значит, все. Значит, Батогов с другими. Скверно! Зачерпни воды, вон в канаве, рожу умыть.

      На лице Перловича, который все время, словно истукан, стоял верхом посреди всеобщей сумятицы, показалось что-то вроде живого румянца.

      XI. Герой

      Муж Марфы Васильевны стоял над большой чертежной доской и отмечал что-то циркулем. Топот коня на дворе заставил его поднять голову. Дверь слегка стукнула, он обернулся.

      – Ну, Марта, – спросил он, – как твое новое знакомство?

      Марфа Васильевна не отвечала.

      – Что так рано?..

      Он взглянул на нее пристальнее, и тот слегка язвительный тон, который он хотел придать своему вопросу, замер у него в горле.

      Перед ним стояла не Марта, цветущая, румяная, вечно веселая… Нет, это была только ее тень.

      Волосы и платье в беспорядке, лицо бледное, как полотно, под глазами темные, синие круги, и сами глаза такие тусклые, так неопределенно смотрящие и как будто ничего не видящие, грязные полосы пыли на лице…

      – Марта, голубчик, да что же случилось такое?

      В пылу энергии Марфа Васильевна выдержала все нервные потрясения, испытанные ею в то утро, богатое событиями. Усиленная езда верхом разбила ее тело, и только какое-то странное опьянение – этот экстаз, охвативший ее, – поддерживало ее физические силы. Но наступила реакция, экстаз прошел.

      – Марта, да скажи же хоть слово, – говорил ей муж и даже тряс ее за плечи.

      – Я спать хочу, – прошептала она чуть слышно и пошатнулась. Он подхватил ее. Если бы он этого не сделал, то Марфа Васильевна не устояла бы на ногах. Он чувствовал, как все тяжелее и тяжелее становилось это тело, ноги