Гарики из Иерусалима. Книга странствий (сборник). Игорь Губерман

жены квохчут оголтело,

      что мы у девок спим в истоме,

      у нас блаженствует лишь тело,

      а разум – думает о доме.

      Отменной верности супруг,

      усердный брачных уз невольник

      такой семейный чертит круг,

      что бабе снится треугольник.

      В людской кипящей тесноте

      не страшен путь земной,

      весьма рискуют только те,

      кто плохо спит с женой.

      Ты жуткий зануда, дружок,

      но я на тебя не в обиде,

      кусая тайком пирожок,

      какого ты сроду не видел.

      Внутри семейного узла

      в период ссор и междометий

      всегда легко найти козла,

      который в этой паре третий.

      У всех текли трагедии и драмы,

      а после оставалась тишина,

      морщины на лице, на сердце шрамы

      и памятливо-тихая жена.

      Настолько в детях мало толка,

      что я, признаться, даже рад,

      что больше копий не нащелкал

      мой множительный аппарат.

      Куда ни дернешься – повсюду,

      в туман забот погружена,

      лаская взорами посуду,

      вокруг тебя сидит жена.

      Бес или Бог такой мастак,

      что по причуде высшей воли

      людей привязывает так,

      что разойтись нельзя без боли?

      Глаз людской куда ни глянет,

      сохнут бабы от тоски,

      что любовь мужская вянет

      и теряет лепестки.

      За все наши мужицкие злодейства

      я женщине воздвиг бы монумент,

      мужчина – только вывеска семейства,

      а женщина – и балки, и цемент.

      В доме, где любовь уже утратили,

      чешется у женщины рука:

      выгнать мужика к ебене матери —

      жаль оставить дом без мужика.

      Послушно соглашаюсь я с женой,

      хотя я совершенно не уверен,

      что конь, пускай изрядно пожилой,

      уже обязан тихим быть, как мерин.

      Когда у нас рассудок, дух и честь

      находятся в согласии и мире,

      еще у двоеженца радость есть

      от мысли, что не три и не четыре.

      Я с гордостью думал в ночной тишине,

      как верность мы свято храним,

      как долго и стойко я предан жене

      и дивным подружкам двоим.

      Да, я бывал и груб, и зол,

      однако помяну,

      что я за целый век извел

      всего одну жену.

      Любви таинственный процесс

      в любых столетиях не гас,

      как не погаснет он и без

      ушедших нас.

      Подругам ежегодно в день кончины

      моя во снах являться будет тень,

      и думать будут юные мужчины

      о смутности их женщин в этот день.

      Слишком я люблю друзей моих, чтобы слишком часто видеть их

      Умея от века себя отключить,

      на мир я спокойно гляжу,

      и могут меня только те огорчить,

      кого за своих я держу.

      Течет беспечно, как вода

      среди полей и косогоров,

      живительная