Центурион Траяна. Александр Старшинов

в бешеном ритме, забилось о ребра, норовя обстучать их все до одного.

      Гартак узнал голос – брат Сабиней держал руку на его сердце. Но от этого не стало легче – голос звучал чуждо.

      – Пришел в себя? Тогда молчи, если жить хочешь.

      Гартак ничего почти не видел. Разве что смутный какой-то абрис, отсвет, хотя вглядывался во тьму до рези в глазах.

      – Тихо, – повторил Сабиней и руку наконец убрал. – Я ухожу. С собой не беру никого. Браслеты забираю назад. Трусливым собакам волчьего знака не положено. И запомни – все, кто не по праву взял себе браслет – все мне их вернут, все до единого.

      Теперь Гартак начал кое-что уже различать – лунный свет слегка сочился сквозь неплотно прикрытую ставенку на окне, и в мутном этом отблеске Гартак на миг различил, что напротив него сидит вовсе не человек, а огромный волк – он отчетливо выдел большие треугольные уши, и глаза твари светились в темноте. Правду, значит, говорят, что на том берегу люди умеют перекидываться волками.

      – Возьми браслет, – пробормотал Гартак. – Он же твой.

      Он принялся сдирать с запястья заречный дар и не сразу понял, что просто скребет ногтями по коже.

      – Уже взял, – проурчал сыто волк. – Твоего разрешения мне не надобно. Я в этом доме собрал все браслеты. И еще кое-что прихватил.

      Сабиней-волк поднялся и вышел – в полоске лунного света Гартак отчетливо разглядел, что волк движется на задних ногах.

      Несколько мгновений после ухода младшего старший брат лежал недвижно. Потом поднялся, держась за стену. Ноги плохо держали. Опять сердце забилось как безумное. Шатаясь, будто при бортовой качке в шторм на корабле, Гартак добрался до кухни, вынул красный уголек из очага, раздул светильник. Первым делом кинулся в отцовскую спальню – старик крепко спал, храпел. Как ни в чем ни бывало.

      Мать проснулась первой.

      – Гартак, ты? Стряслось что? – спросила испуганно.

      – Никто не заходил? – проговорил старший сын сипло.

      Гартак шагнул в угол к сундуку – настоящий римский денежный ящик, обитый бронзовыми полосами, отец купил его в канабе Пятого Македонского. Гартак видел, как накануне отец положил туда мешок с браслетами, а ящик запер. Сейчас крышка была не до конца закрыта, а накладка от замка висела полуоторванным собачьим ухом. Гартак приподнял крышку. Мешка с браслетами внутри не было.

      Он вновь поглядел на храпящего отца, и в этом храпе почудилось ему что-то тягостно-болезненное.

      В этот миг истошный женский долетел из-за перегородки.

      Гартак кинулся в спальню среднего брата.

      Жена Вецинея в одной рубахе до колен (на белом темнели там и здесь пятна) стояла подле кровати. А брат лежал на постели навзничь, неестественно вывернув шею. На месте горла зияла глубокая рана – кто-то просто вырвал горло зубами.

      – Где-е?! – ринулся к перепуганной насмерть женщине Гартак. – Где ты была?

      Она замотала головой и вновь завыла, уткнулась головой