Центурион Траяна. Александр Старшинов

оборвал отец. – За вранье всегда бил и бить буду! Не погляжу, что бородатый уже…

      Сабиней вскинулся от обиды, но сдержал себя и высыпал перед отцом остатки Децебалова дара.

      Отец взял браслет, повертел в руках.

      – Знак? – спросил и поскреб ногтем оскаленную волчью морду.

      – Вся Мезия должна подняться. Кто на нашей стороне, у того такой браслет.

      Отец молчал. Нехорошо молчал, будто заледенел внезапно.

      – Ты их уже в-видел? – голос Сабинея дрогнул. – В-видел браслеты… у кого-то?

      – Видел, дурачина! – рявкнул отец. – Мне уже трое умников такой браслет предлагали. Всё думал – безмозглые дурни, неужто не ясно? Коли наденем на запястья это золото, то свой же дом подпалим с одного угла. А со второго подпалит Децебал. А с третьего и четвертого римляне возьмутся. А мы в этом доме с женами да детьми… А теперь ты – и тоже с огнем.

      – С браслетами.

      – С огнем! – отец грохнул кулаком и смял браслет в пластину, пригодную разве что на то, чтобы украсить сбрую. – Огонь это! А чем ты за него платишь – мне неважно.

      – Мы прогоним римлян! – у Сабинея от злости задрожал голос.

      – Дурень!

      – Ненавижу! – взвыл Сабиней. – Что они делают на нашей земле?

      – Дурень, – повторил отец.

      – Они меня пытали! – Он задрал штанину, обнажая вспухший багровым ожог.

      – Мало, видать жгли, раз ты удрал.

      – Мы прогоним римлян! – повторил Сабиней, но уже тише прежнего, ошарашенный холодным приемом.

      – Прогоним? Тощ ты и мал, лис, чтобы кого-то куда-то гнать, – отозвался отец.

      Сабиней набычился: спорить было бесполезно: по-разному они смотрел на то, что творилось на южном берегу реки.

      – Так ты что, за римлян? – спросил Сабиней мрачно, уже заранее зная ответ.

      – Я не горец-бесс, чтобы всю жизнь воевать – от рождения до смерти. У меня дом, семья, сыновья, внуки пошли. Забирай свои браслеты и уходи.

      – Из дома?

      – Из селения! Вон! Ты не должен своих подставлять под удар. Римляне предательства не прощают.

      – О каком предательстве ты говоришь?!

      – Проваливай!

      Сабиней сгреб золото в мешок, завязал ремень.

      – Децебал все равно придет – примешь ты браслет или нет! – предрек он. – Но только мужчины и мальчишки без браслетов должны умереть. Жены и дети непокорных обещаны бастарнам – в рабство как добыча. Потому что тот, кто без браслета, тот римская собака.

      – Значит, скоро? – отец глянул мрачно исподлобья.

      – Скоро, скоро! – закивал Сабиней.

      Отец молчал, тяжело дыша. Хрипел, как рассерженный бык, и лицо его наливалось краской. И лицо, и глаза. Казалось, вот-вот, и брызнет кровь из-под набрякших век.

      – Давай браслет, – выдавил отец. – Три штуки – чтоб мне и твоим братьям тоже.

      Не дожидаясь ответа, отец схватил