Мы-Погодаевские. Михаил Константинович Зарубин

его неукротимая энергия и скорость. Едва влетев в класс, он командовал:

      – Замаратский, к доске!

      Еще один эпизод. Иван Павлович, учитель математики (рассказ о нем впереди) заболел, и Павел Нестерович стал заменять его. Он называл страницу, номер задачи и предлагал:

      – Кто первый решит, получит «пять».

      В классе учился Леонид Белобородов, математик по природе (если б война быть ему профессором, но… увы). Он через две-три минуты тянет вверх руку.

      – Что, Белобородов?

      – Я решил.

      – Ставлю «пять». Решай следующую…

      Ленька мог бы получить сто «пятерок». Выздоровел Иван Павлович, пришел на урок, объяснил новый материал, дал номер задачи, а Ленька тянет руку вверх.

      – Что, Леонид?

      – Я решил.

      – Так быстро?

      – А нас Павел Нестерович научил: кто первый решит, получит «пять».

      – Торопиться блох ловить, – урезонил его Иван Павлович.

      Павел Нестерович играл в спектаклях во время войны, когда сборы от спектаклей шли в фонд обороны, и после войны, к сожалению, из седьмого класса я был вынужден пойти работать в качестве монтера на радиоузел, потом был призван в армию, а после службы поступил в Иркутское художественное училище. Собираясь уехать домой на каникулы, пришел на пристань, чтобы купить билет на пароход.

      На берегу увидел группу учеников и, удивительно, во главе их Павла Нестеровича, который, узнав меня, вдруг «воспылал» вдохновением, неподдельным, казалось, вечным.

      – Ребята, – начал он, как всегда, приподнято, – знаете, кто это?

      Ребята молча уставились на меня, а Павел Нестерович давай меня нахваливать, да так, что мне стало не по себе.

      – А это, – продолжал Павел Нестерович, – мой бывший ученик, художник и поэт. Вот что он написал, когда учился в шестом классе, – и продекламировал мой «шедевр» о кедре на речке Тушама.

      Я был изумлен, поражен его памятью. Он рассказал мне, что работает в школе города Усолье и привез учеников на экскурсию в Иркутск, посмотреть город, посетить музеи, исторические места, «подышать» воздухом прошлого.

      Потом стал расспрашивать меня о Нижнеилимске и его жителях, о том, какие события случились там в последние годы.

      Я был обескуражен, не мог ответить почти ни на один вопрос, мысленно кляня себя за невнимательность отношение к илимчанам, людям, в основном спокойным, лишенным сентиментальности или тщательно скрывающим ее за суровой илимской действительностью. Конечно, не все, но я, видимо, представлял экземпляр, который не хотел знать больше того, что знал. Я любил природу Илима, его мягкую, незатейливую красоту, обожал, пытался рисовать ее пейзажи, писал о ней стихи, изредка «разряжаясь» стихами о людях, вот и о Павле Нестеровиче написал.

Учитель

      Как в преддверие рая,

      В класс притихший влетал,

      На ходу открывая

      Классный журнал.

      И ворчливый немного

      (Указка в руке)

      Вызывал от порога:

      Замаратский,