Новолуние. Стефани Майер

совершенно незнаком! Какая жалость: это не он в прошлом году пытался меня обидеть!

      Звучащий в подсознании баритон затих окончательно.

      Коренастый перехватил мой взгляд.

      – Хочешь выпить? – предложил он, польщенный, что я выделяю именно его.

      – Мне только семнадцать, – тотчас соврала я.

      Парень смутился, не понимая, что мне от них нужно.

      Придется объяснять.

      – Издалека мне почудилось, что мы знакомы. Извините.

      Опасность, что притягивала меня, как магнит, мгновенно испарилась. Это не хулиганы, которых я помнила, а обычные ребята, безобидные, возможно, даже славные… Интереса как не бывало.

      – Ничего страшного, – заверил блондин. – Оставайся, погуляем вместе.

      – Простите, не могу.

      Джессика так и стояла на тротуаре, гневно сверкая глазами. Наверняка чувствует себя преданной.

      – Да ладно тебе, оставайся.

      Покачав головой, я вернулась к подруге.

      – Пошли ужинать!

      Пожалуй, в глаза сейчас ей лучше не смотреть. Про зомби я больше не вспоминала, но мыслями по-прежнему была очень далеко. Голова так и гудела: привычное немое оцепенение не возвращалось и с каждой минутой становилось все тревожнее.

      – О чем ты только думала?! – не выдержала Джесс. – Какие-то незнакомые парни… Могли оказаться настоящими психопатами!

      Я пожала плечами, надеясь, что она сменит тему.

      – Мне показалось, что одного из них я где-то видела.

      – Белла Свон, ты такая странная!.. Я совсем тебя не знаю!

      – Извини…

      Ну что тут еще скажешь?

      Мы молча шли к «Макдоналдсу». Похоже, Джесс жалеет, что пошла пешком: гамбургеры можно было заказать прямо в машину, а окончания «культурной программы» она ждет еще больше, чем вначале я.

      Во время ужина я несколько раз пыталась завести разговор, но Джесс упорно молчала. Видимо, сильно обиделась.

      Когда мы наконец сели в машину, она поймала любимую станцию и прибавила громкость, наверное, чтобы я не докучала.

      Что же, на этот раз отрешиться от музыки оказалось нетрудно. Привычная апатия исчезла, и на душе было слишком тревожно, чтобы вслушиваться в текст песен.

      Я ждала, когда вернутся боль и оцепенение. Ведь боль обязательно вернется… Я нарушила свои личные правила и, вместо того чтобы бороться с воспоминаниями, шагнула к ним в объятия. А еще слышала голос, причем отчетливо… Даром мне это не пройдет, можно не сомневаться. И спасительную дымку не вернешь, а ведь в ней я была как в вате. Сейчас все чувства так обострены, что становится страшно.

      Зато каждой клеточкой тела я чувствовала облегчение.

      Конечно, я старалась не думать о нем, но и забывать совершенно не хотелось. Ночами, когда усталость и постоянная бессонница подрывали самооборону, я боялась, что воспоминания стираются. Вдруг моя память действительно сито, и в один прекрасный день я не смогу вспомнить оттенок его глаз, бархатистую гладкость кожи, тембр голоса… Думать об этом нельзя, а помнить нужно.

      �