Новолуние. Стефани Майер

душу, – ответила бы не задумываясь, но ставить на карту его душу… Разве это равноценный обмен?

      – По-моему, ты понимаешь, в чем дело…

      Я покачала головой, осознавая, что веду себя как капризная девчонка.

      Карлайл вздохнул.

      – Решать мне! – настаивала я.

      – И ему… – увидев, что я собралась спорить, мистер Каллен поднял руку, – если, конечно, превращение совершит он.

      – Ну, такая возможность есть не только у Эдварда, – задумчиво напомнила я.

      – Это уж на ваше усмотрение, – хохотнул доктор Каллен, а потом вздохнул. – Вот у меня полной уверенности нет: вроде бы всегда хотел, как лучше, но имел ли право обрекать на такое существование других?

      Я не ответила, представив, какой была бы моя жизнь, не реши Карлайл покончить со своим одиночеством.

      – Это мать Эдварда меня подвигла, – чуть слышно проговорил доктор Каллен, глядя куда-то вдаль.

      – Его мать? – Каждый раз, когда заговаривали о родителях, Эдвард отвечал: они умерли так давно, что в памяти остались лишь смутные образы. А Карлайл, похоже, отлично их помнит, хотя и знал совсем недолго.

      – Да, ее звали Элизабет, Элизабет Мейсен. Несмотря на все старания медиков, отец, Эдвард-старший, так в себя и не пришел. Он умер во время первой волны гриппа, а вот Элизабет оставалась в сознании до самого конца. Эдвард очень на нее похож: те же густые, с необычным бронзовым отливом волосы и зеленые глаза.

      – У него были зеленые глаза? – переспросила я, пытаясь себе это представить.

      – Да… – В золотисто-карем взгляде Карлайла светилась многовековая грусть. – Элизабет очень переживала за сына… Теряя последние силы, то и дело подходила к кровати, чтобы проверить, как он. Я боялся, что мальчик умрет первым: он казался намного слабее матери. Однако смерть, стремительная и неумолимая, пришла за Элизабет. Случилось это вечером, когда я сменил работавших в первую смену докторов. Соблюдать условности было невыносимо сложно – столько работы, отдыхать совершенно не хотелось… До сих пор помню, с какой безысходностью я возвращался под утро домой и притворялся спящим, в то время как в больнице умирали десятки людей…

      Итак, первым делом я решил проведать Элизабет с сыном. Я к ним привязался, что, учитывая слабость человеческого тела, делать не стоило. Увидев ее, я сразу понял: наступило ухудшение. Лихорадка набирала обороты, а обессилевшее тело сопротивляться не могло.

      Впрочем, когда женщина оторвалась от кровати сына, силы в свирепом взгляде было предостаточно.

      «Спасите его!» – приказала она хриплым голосом, на который еще было способно воспаленное горло.

      «Сделаю все, что смогу», – пообещал я, взяв миссис Мейсен за руку. Из-за сильного жара моя рука ей холодной не показалась; думаю, ей все казалось холодным.

      «Вы обязаны, – настаивала Элизабет, сжимая мою ладонь с такой решимостью, что появилась надежда: вдруг поправится? Глаза блестели, как драгоценные камни, как изумруды! – Вы должны подключить все свои способности!