Взятие Измаила. Михаил Шишкин

водить по нему ладонью.

      – Ну это просто – «Телеграмма». Встаньте, чье это?

      Мне стало не по себе. Снова ощутил себя напроказившим мальчишкой. Я встал, моя глупышка вскочила тоже – на нас обернулся весь зал.

      – Я же просил не писать крупно печатными буквами, – недовольным тоном произнес Лунин.

      Чтобы как-то подбодрить себя, я крикнул:

      – Читайте, читайте дальше!

      Его пальцы несколько раз пробежали по бумаге. Он перевернул конверт, снова забегал пальцами, опять перевернул. Лицо его изменилось, самодовольная улыбка исчезла. Мне показалось, что он побледнел.

      Наконец медленно произнес слово в слово написанное мной.

      – Верно?

      Снова все обернулись на нас.

      Меня пот прошиб. Я только смог промямлить:

      – Да, верно, – и брякнулся в кресло. Зал захлопал в ладоши. Анечка моя испуганно прижалась к моей руке, я стал гладить ее по головке.

      – Все хорошо, чудо мое, все хорошо!

      Объявили перерыв. Мы вышли в фойе. Моя крошка почувствовала, что со мной что-то не так, и стала хныкать. Зная, что уже не успокоить, повел в гардероб. Только стали одеваться, вдруг:

      – Вот вы где, а я вас ищу, ищу!

      Оглянулся – это Аня, с огромными накладными ресницами, в румянах. Завернута в толстый отцовский халат.

      – Пойдемте, я познакомлю вас с папой!

      Мы пошли за кулисы. Там было темно, тесно от пыльного хлама, воняло машинным маслом. Прошли мимо ряда обшарпанных дверей и остановились перед последней. Аня постучала.

      Раздался недовольный голос:

      – Кто там еще?

      Аня заглянула в комнатку:

      – Это мы!

      Мой оживший учитель чистописания сидел с закрытыми глазами перед зеркалом и тер себе виски чем-то из флакона. Сильно пахло аптекой. Ободранные стены были обвешаны дохлыми афишами.

      – Позвольте выразить вам мое восхищение, – начал я. – Вот уж не думал, что на свете еще случаются чудеса. Чтобы переплюнуть девицу Ленорман, вам остается только предсказать, помимо дня своей следующей смерти, дату и место воскрешения, а также сообщить по секрету, каким образом вы добыли тело моего покойного учителя господина Громова.

      Лунин открыл уставшие желтые глаза. Его лицо было серым в свете тусклой лампочки, лохматой от пыли.

      – Что вам еще от меня нужно?

      – Прекрати! – вспыхнула Аня. – Это же Александр Васильевич!

      Лунин снова закрыл глаза.

      Аня растерянно улыбнулась, чтобы как-то сгладить нелюбезность отца.

      – Пожалуй, мы пойдем, – сказал я. – Кажется, господин волшебник не в духе.

      Лунин вдруг грохнул кулаком о стол. Флакон подскочил и, упав на пол, разбился. Во все стороны брызнули осколки, я еле успел закрыть рукой лицо моей крошке, чтобы не попало в глаза. Она заревела.

      Лунин вскочил и сказал, стиснув зубы, почти спокойным голосом, не глядя на меня:

      – Я не нуждаюсь ни в каких защитниках. Послушайте меня внимательно. Подите все вон! Я устал! Я никому больше не собираюсь ничего объяснять. И передайте вашему прыткому следователю господину