Опасный ум. Лорен Джу

Настраивает против меня! Да он… Он сам тебя хочет, Селеста! Ты вообще видела, как он смотрит на тебя? Он взял тебя к себе в пятнадцать лет! Да это же… Педофилия!

      Если бы она могла вырваться, то дала бы пощёчину.

      – Не смей никогда говорить так про Дэвида. Он – мой папа теперь. И он ни разу за эти годы не домогался до меня, – Селеста старалась говорить ровно, но голос уже дрожал от нервов. – Мне незачем врать.

      – Ну да, конечно! Ты мечтала пойти в полицию и быстренько продвинуться благодаря нему!

      – Я не честолюбива, и ты это знаешь! – Селеста ощущала, как в груди всё меньше воздуха, а на плечах точно останутся синяки. – Отпусти меня! Мне больно!

      Он резко отошёл от неё, растирая лоб.

      – Извини. Нервы. Я… Он наехал на меня, Селеста. Сказал, чтобы я признался. Но я не виноват! Это был не я!

      – Полиция разберётся, – прошептала она, ощущая слёзы в глазах. Плечи саднило, и Селеста боялась приспустить платье, чтобы увидеть там гематомы.

      – Да твой отчим мечтает меня засадить! – рычал Аарон, опрокидывая шкатулку, подаренную Дэвидом на день рождения Селесты. – И он это сделает! А ты! Ты можешь что-нибудь сделать вообще?

      Она присела на корточки и подняла шкатулку – та была пуста. Когда-то в ней хранились деньги, но их Селеста одолжила Аарону – тому не хватало на ремонт машины.

      – Я на стороне закона.

      Он схватил её за горло, наклонившись.

      – Ты меня совсем не любишь».

      – Так ты мне веришь, Селеста? – произнёс Ронни, вынудив её вздрогнуть. – Я тебе не вру.

      И слова вновь послужили триггером – трясина, в которой Селеста ещё долго будет тонуть.

      «– Ты мне веришь? – Аарон крепко обнял её, не давая выбраться.

      – Конечно. – Селеста пыталась сохранять трезвый рассудок, но это было тяжело.

      Аарон прикоснулся губами к шее – её самому чувствительному месту.

      – Обещай, что поможешь мне. Что веришь в меня – скажи, что веришь. – Он рассыпал поцелуи на её шее, и Селеста цеплялась за его плечи, не в силах думать ни о чём другом. Запах жжёной резины, машинного масла и мятной жвачки обволакивал сознание.

      Селеста уже не могла трезво мыслить – она ведь любит его, а как любимый человек способен на ужасное?

      – Я тебе помогу, – шептала она, ощущая его крепкие руки на талии. – Я найду контрдоказательства. Я найду алиби, – обещала она, забываясь в родных объятиях и ласковых прикосновениях.

      – Хорошая девочка.

      Селеста уже не понимала, как они оказались на постели, но какая разница, когда её столь сильно любят и хотят?»

      Нет, она – плохая девочка. Плохая девочка, которой гормоны затмили разум, и она не слушала Дэвида, что убеждал её быть разумнее. Ей было плевать. Двойственность помыслов разрывала на части: ей хотелось быть хорошим полицейским, но и признать, что любимый человек – убийца – нет, этого не может быть. Она окончательно запуталась.

      Она – плохая, потому что оправдывала Аарона в тех ситуациях, когда этого делать не надо было.

      «Селеста