Плащ и шпага. Амеде Ашар

такой уж болван, когда сила не на моей стороне, я ухожу потихоньку, – шептал Коклико. –  Черномазый-то конюший – истинный мудрец!

      На этот раз и маркиз разразился гневом. Он тоже ударил кулаком по столу, да так сильно, что стаканы и тарелки зазвенели, и крикнул, вставая:

      – А! ты хочешь, чтоб я вспомнил старое?… Ну, хорошо же! Заплатишь ты мне разом я за то, и за это!

      – Ну, теперь надо смотреть в оба! – проворчал Коклико, засучивая рукава на всякий случай.

      Маркиз сделал знак двум слугам, которые бросились на Гуго; но он был сильней, чем думали, и одним ударом свалил обоих на пол.

      Кадур подошел скорым шагом к маркизу и сказал:

      – Не позволит ли мне господин поговорить с этим человеком? Он молод, как и я, и может быть…

      Но маркиз оттолкнул его с бешенством и крикнул:

      – Ты! убирайся, а не то я пришибу и тебя, неверная собака!

      И обращаясь к слугам:

      – Схватить его, живого или мертвого!

      Охотники бросились на Гуго; Коклико и несколько товарищей кинулись к нему на помощь; слуги друзей маркиза вмешались тоже в общую свалку. Один Кадур, сжав кулаки, держался в стороне. Посредине залы, между опрокинутыми стульями, удары сыпались градом. Сидевшие за столом громко смеялись. Товарищи Гуго были и ростом меньше его, и гораздо слабей; некоторые бросились вон; другие, избитые, спрятались по углам; Коклико лежал уж без чувств на полу. Гуго должен был уступить силе и тоже упал. Все платье на нем было в клочках; его связали веревками и положили на скамье.

      – А теперь – моя очередь, сказал маркиз; – такой скверный негодяй, как ты, стоит хорошего наказания… Вот тебя сейчас выпорют, как собаку.

      – Меня! – крикнул Гуго и сделал отчаянное усилие разорвать давившие его веревки.

      – Ничего не сделаешь, – возразил маркиз: – веревки вопьются тебе в тело прежде, чем лопнут.

      И в самом деле, вокруг кистей его рук показались красные полосы, а самые руки посинели.

      Между тем, с него сорвали платье и ремнем привязали ему крепко ноги и плечи к скамье, растянув его спиной кверху.

      Один из охотников взял в руки длинный и гибкий ивовый прут и несколько раз свистнул им по воздуху.

      – Бей! – крикнул маркиз.

      Глухой стон, вырванный скорей бешенством, чем болью, раздался за первым ударом. За третьим – Гуго лишился чувств.

      – Довольно! – сказал маркиз и велел развязать ремень и веревки и прыснуть ему в лицо водой, чтоб принести в чувство.

      – Вот как наказывают школьников, – прибавил он.

      – Маркиз, – сказал Гуго, устремив на него глаза, налитые кровью, – напрасно вы меня не убили: я отмщу вам.

      – Попробуй! – отвечал маркиз с презрением и сел снова за стол.

      Гуго возвращался в Тестеру, как помешанный. Жилы у него надулись, виски бились, в голове раздавался звон. Он спрашивал себя, неужели все это было с ним в самом деле: эта встреча, брань, борьба, розги?… Он весь вздрагивал и крики бешенства вырывались у него из груди. Коклико тащился кое-как, вслед за ним.

      Когда Гуго прошел уже мимо последних домов деревни,