Фырка. 58- ая грань. Андрей Акшин

букашечках. И тем паче, не могла она видеть Сестричек-привычек. А они опустились двумя облачками, золотистым и серебристым, величиной с настольное зеркало каждое.

      Вот тут я вынужден дать второе пояснение. Мрачный ковырятель коросты на человеческой душе, Фёдор Достоевский, утверждал, что в России нет веры, одни суеверия, и надо признать – во многом был прав. Читатель может держаться другого мнения, но это его дело, а я лишь подсказал.

      Фырка не могла не понимать под чьей защитой находится пепельноволосый, но оцепенела и стала такой незаметной, что не видела собственного хвоста. Медовая же не видела Сестричек, но услышала их разговор.

      – Он обессилил, – сказала привычка золотистая.

      – Его поборол сон, – уточнила серебристая.

      «Наверное, я говорю сама с собой, – решила Медовая. – Дыхание ровное, а пульс едва бьётся, а рука жаркая!»

      – Что же делать-то? – спросила она вслух.

      – Дай ему живой воды, – предложила золотистая Сестричка.

      – Лекаря найди! – посоветовала привычка серебристая.

      Медовая побежала в сад, пытаясь собрать мысли. «Живой воды он просил! Колодец! Но у нас нет колодца… У нас скважина и насос. Да! Врача же надо!».

      Фырка вся ушла в кисточку собственного хвостика, стала тише шерстинок, даже тише грохота, когда шерстинки растут на нём, то есть, на хвосте, потому как серебристая привычка, воскликнув – «я сама», промчалась в двух локтях от чертовки.

      – Чегой-ты вороты нараспашку? – у входа во двор стоял горбатый старик в когда-то изумрудного цвета бухарском халате, прошитом золотистой нитью. На узком вытянутом лице часто-часто моргали пречёрные глаза, а правую сторону спины занимал явственный горб. На левой же лежала плетёная коса из седых волос, спрятанных за багровой, с чёрной каймой девятиклинной шапочкой. Левая рука сухой кистью опиралась на волнистый посох, вернее, на набалдашник в виде синего глобуса. Правая рука пряталась в тёмной варежке, с едва различимым тёмным же узором, и держала белый чемоданчик с красным крестом на крышке.

      – Тебя, тебя! – ответили Сестрички-привычки.

      – Вы кто? – растеряно, даже ошалело, спросила Медовая и выронила телефон.

      – Гыолог, – вдохнув, сообщил старик. – Бывший деревниш партии бекташей.

      – Кто-кто? – спросила женщина, окончательно устала и села на траву.

      – Сама накарябает на своих листках, потома-ко изумляется, – вновь вздохнул горбун и присел на корточки. – Драгоценными каменьями дорожки посыпаете? Заместо гравия?

      Медовая уснула на траве, старик же принялся собирать алмазы, изумруды и рубины в парчовый мешочек, висевший на его искривленной шее.

      – Кому вода нужна? – затянув шнурок, спросил он Сестричек.

      – Хранителю пятьдесят восьмой границы, – ответили привычки.

      – Ага, – согласился горбун, достал из кармана халата корешок с ноготок и дал понюхать уснувшей женщине. Медовая чихнула и проснулась.

      – Угу,