Аркан. Александра Россаднева

Что ты такого наговорил бедной животине, что тот счел сопротивление бесполезным?

      – Я просто поговорил с ним. Да, когда вел его с ярмарки к своей кобыле, я говорил о Пегасах. Потом, когда мы ехали в постоялый двор, я рассказывал ему об Ирландии. А когда…

      – Я уже вижу как однажды ты приходишь домой на своих двоих. Потому что заговорил бедное животное до смерти.

      – Иди к черту! Это животное знает о дружбе больше, чем ты! Ему было одиноко, его увели невесть куда и сажали всяких болванов на спину. Я бы тоже взбесился! – Леон наигранно изображал негодование и размахивал руками. Серый не сводил с него глаз и ушей, явно получая удовольствие от шумного всадника и пружинил на ходу от возбуждения.

      – Можешь поговорить с моим мерином? Мне не нравится, что он пытается снять с меня скальп, как воин ирокез, каждый раз, когда расчищаю его задние копыта.

      Леон залился смехом. – Вы друг друга стоите!

      Впервые за день посмеявшись они почувствовали облегчение.

      Никогда

      – И что я по твоему должен был сделать ?

      – Поговорить с ней. – Леон сидел у костра за походным столиком, вращая в руке стеклянный стакан с виски.

      – О чем же?

      – О своих чувствах. Не только ты страдал от всего этого. Тебе не кажется, что ты сам построил стену между вами?

      – Хорошо. Будь по твоему. Я бы приполз к ней с моим обливающимся кровью сердцем в руках. Бросил бы к ее ногам, сказал бы, что это из-за неё. – Он держал перед собой перевёрнутую шляпу, изображая сердце, и швырнул ее на пол к ногам Леона. – Сказал бы, что из-за любви к ней я не способен жить спокойно? – Его челюсть сжалась до скрежета зубов. Леон знал, что делал. Перед ним был раненый зверь, с огромной запущенной раной. Вжимаясь в стул и стараясь не смотреть Дункану в глаза, он сделал глоток виски. Дункан продолжал, уже истерически посмеиваясь и расхаживая туда обратно у костра. – Нет, чтоб плюнуть и сказать: «Да, к чёрту! После зимы всегда приходит весна. Не наша с тобой, так с кем-то ещё», и пойти чинить забор, как в том дрянном фильме. Но нет! Вместо этого, я чувствую удавку на своей шее! И чем дальше она отходит от меня, тем сильнее петля затягивается! – Он схватил и сильно натянул платок на шее. Его лицо исказилось гримасой гнева и боли, а голос начал дрожать. – Понимаешь, какая шутка? Раньше, эта петля сжимала меня страхом потерять ее. Каждый раз, когда я уезжал на зимовку и оставлял ее одну. По ночам я думал: «А что если чужаки забредут в наши края? А если чертов медведь залез в дом?». Мое сердце сжималось от ужаса и я шептал себе под нос: «Боже, какой я кретин… Как я мог оставить ее одну?». – Он сжал в кулаке платок так, что костяшки рук побелели, и уставился в пустоту. – Эта петля сжималась каждый раз, когда меня выбивал из седла дичок, сотрясая все мои кости, словно они вот-вот поменяются местами сверху вниз и обратно. Душила меня, когда в темноте, куда не дотягивается свет костра, еле слышно рыскали волки. «А что если я не вернусь?». – Он уставился на Леона. Тот на секунду поднял глаза и снова отвёл вниз, к стакану.