Когда мы научимся летать. Геннадий Вениаминович Кумохин

тальника. В последний раз, теперь уже в последний раз в своей жизни. Но вслед за этим такая бешеная жажда двигаться, смеяться – сегодня, завтра, всегда – такая жажда полета вспыхнула в нем, что пересилила даже боль.

      Валерка попробовал достать дно, но только скрылся с головой в холодной черной воде, и, захлебываясь, с трудом принял горизонтальное положение. Плыть на спине он больше не мог – бессильно вытянутые ноги тянули вниз. Он не мог даже грести двумя руками. Мертвой хваткой левой руки, он вцепился в плечо мальчика, поддерживая его над водой. Оставалась только правая. Занося ее для взмаха, он уходил глубоко под воду и только после гребка его голова на короткий миг показывалась на поверхности. Он успевал вдохнуть воздух, но не успевал ничего увидеть, потому что кровавая пелена уже застилала ему глаза. Все силы, все что было у него живого и светлого он отдал борьбе. И в свой самый последний миг он увидел, как не прежнее синее, а теперь уже непроглядно черное небо опрокидывается на него всей безмерной тяжестью.

      А в это время совсем рядом на высоком берегу, в одном из крайних дачных участков за неторопливой беседой сидели два приятеля. Как и все в этом городке, они были военными. Редко выдавались в их жизни такие дни, чтобы в будни они могли быть свободными. И, чтобы прочувствовать во всей полноте радость свободы, они забрались подальше от дома под убогий навес дачи. Одну «беленькую» они уже уговорили, а вторая лежала в лопухах под холодной струей родника. И этот факт наполнял их сердца надеждой, окрашивающей все события в радужные тона.

      – Во, дают, – сказал один, услышав громкие крики на реке, – уже нарезались.

      – Ничего, у нас тоже есть, запаслись, – сказал другой, энергично потирая ладони.

      Первый понял его прозрачный намек, поднялся с шаткого стула и направился к близкому обрыву. Нетвердо ступая он съехал по вязкому склону, и, уже нагибаясь к заветному тайнику, посмотрел вниз.

      – Смотри, плывет, – проговорил он удивленно, – эй, псих, да ты встань, наконец. Там воробью по колено!

      – Э, да ты что? Сдурел парень? – закричал он, видя, что человек странно вытянулся и лежит без движения у самого берега.

      – Ребенка, ребенка-то оставь! – кричал он, сбегая вниз по топкому берегу.

      И тут только он осознал происшедшее.

      – Батюшки, мертвые! Федька, Федя, беги сюда, утонули!

      – Кто утонул? Ты чего орешь? – спросила голова Федора, появляясь над обрывом.

      – Человек тут, не видишь, что ли? Двое их.

      – Ну, чего ты стоишь, дурья твоя башка? Вытаскивай скорее. Может, еще откачаем.

      Федор бросился вниз на помощь

      – Ох тяжелый, черт, – ругался Федор, вытаскивая утопленников на берег, – а в мальца-то вцепился как. Не оторвешь. А, ну вот!

      Он хватил мальчика за ноги и, опрокинув вниз головой, начал трясти. Изо рта мальчика полилась вода, он скорчился и слабо застонал.

      – Живой, значит. Слушай, Иван Степаныч! Я побегу за доктором с мальцом, а ты этого откачай. Давно они здесь лежат?

      – Да