Опаленные. Владарг Дельсат

самец…

      По-моему, это преподаватель. Он выглядит иначе, чем те, к кому я привыкла, но стек в его руке указывает на статус. Мой самец встает, глядя прямо в глаза вошедшему.

      – Выбор только сделан, – сообщает Фим. – Нужно время на адаптацию.

      А затем мой самец начинает ссылаться на какие-то мне незнакомые работы и инструкции. Преподаватель благосклонно кивает, значит, объяснение принято и стимуляции не будет.

      Это очень хорошо, на мой взгляд. Уроки я, правда, большей частью не понимаю, наверное, потому что я самка. Но тщательно записываю все услышанное, ведь Фим приказал. За уроками следует обед, вот тут за меня выбирает мой самец. Не знаю почему, но я же послушная?

      – Сейчас нам нужно немного отдохнуть, – говорит Фим. – После обеда положено час поспать, а потом будем разбирать тобой не понятое.

      – Да, мой господин, – ритуально отвечаю ему, хотя внутри все сжимается от страха.

      Вот оно… Он будет разбирать со мной, а потом накажет за непонимание. Видимо, Фим из тех самцов, которым нужен повод. Что же… выхода у меня все равно нет, остается надеяться, что это будет хотя бы не очень долго и я смогу ходить после наказания. Он же знает, что я самка, значит, просто хочет послушать, как я плачу…

      Грустно обманываться в самце, но чего может ждать самка? Ведь я его собственность…

      Глава третья

      Серафим 2074

      – «Кондоры»! Много! – на этот раз голос говорит на совсем другом языке. Он слышен очень плохо, сквозь какие-то шумы, треск, шипение. «Помехи». Это слово не имеет для меня никакого смысла, но я почему-то понимаю его. Оглядываюсь по сторонам, чтобы определить, куда на этот раз занес меня сон.

      Я сижу в тесной кабине… самолета? «Спитфайр» – подсказывает память. – «Нацисты рвутся к Лондону, чтобы убивать, надо остановить их любой ценой!»

      Какие «нацисты»? Как остановить? Я не понимаю этого, но руки, кажется, действуют сами по себе. Мой самолет переворачивается, заставив дыхание замереть, потом дергается из стороны в сторону. Я понимаю, что это фигуры пилотажа: «бочка», «вираж», «переворот Иммельмана»… Моя машина рвется навстречу черной туче. Врагов, кажется, множество, они летят на крупных самолетах, чтобы… убить? Как тех детей в белых панамках? Нет! Я не хочу этого допускать! Теперь-то я могу что-то сделать!

      Они несут смерть женщинам, старикам, детям… Дети! Детские сады, приюты, школы… Больницы… Ведь твари бьют по красным крестам, это знают все. Теперь знаю и я. Если бы я мог, я бы закрыл «Лондон» собой, своим телом! Жаль, что это невозможно, поэтому мой «Спитфайр» сейчас постарается защитить людей, сбив хоть десяток огромных черных теней, вырастающих в прицеле.

      В горячке боя я забываю о ведомом, а вот «Кондоры» не забывают обо мне. Горячая сильная боль пронизывает тело, и я…

      Я давлю желание вскинуться – рядом со мной самка, она не должна ничего заподозрить. Понимание того, что меня убили и теперь город беззащитен,